Книга Неподчинение - Гузель Магдеева

А теперь… Теперь я верю в то, что женский оргазм это не досужая выдумка. И что если бы я позволила Руслану идти дальше, то на своей шкуре бы его испытала. Потому что стоит только вспомнить его руки на своей коже и коленки подгибаются, дыхание перехватывает.

Сбрасываю одеяло, задираю наверх свою ночную рубашку, обнажая живот и грудь с торчащими вверх сосками, чуть стискиваю их, причиняя лёгкую боль. Кладу ладонь на плоский живот, представляю, что это рука Руслана. Конечно, моя ладошка такая крошечная по сравнению с его, но воспоминания в памяти ещё свежи, и я не могу сдержать всхлипа, прикусываю губу. Спускаюсь вниз, под резинку трусиков, накрываю ладонью лобок, затем скольжу пальцем между складками. Там мокро, от одной лишь мысли о нем. Я не умею доставлять удовольствие себе, я никогда не мастурбировала, но сейчас касаюсь кончиком пальца самых чувствительных зон и думаю, даже с оттенком злости — так просто ты от меня не уйдёшь, Руслан Сафин. О, я знаю все твои тёмные мысли, но знаете, зайцы бывают весьма настойчивы…

Проснулась я, когда уже солнце встало. Удивительно, но лекарства, призванные меня успокоить, наоборот будили тревожность, теперь, когда их нет, мне гораздо спокойнее. Хотя возможно это потому, что теперь я знаю — Зай больше не одна против всего мира. Теперь со мной большой и страшный серый волк, которым полны и мои мысли, и мои сны.

Собачка заливается лаем и явно нервничает. Она, пусть и чужая, непонятно откуда взявшаяся, с достоинством приняла обязанности сторожа, и охраняет вверенную ей территорию. Я торопливо умылась, оделась и спустилась вниз. В гостиной — ворох обрезков обоев, большие каталоги с образцами краски. А ещё — витающий в воздухе навязчивый запах духов. Алиса, скрипнув зубами поняла я. Прислушалась — голоса доносились откуда-то из сада.

— Чтоб ты в розарий свалилась, — пробормотала я. — Тебе там самое место.

На кухне никого — время завтрака явно позади. Прислуга уже привыкла к тому, что хозяйка плавает бессловесной тенью, почти не ест и внимания на меня особо не обращает, всем плевать ем я или нет. Но я прислушалась к Руслану — для того, чтобы сражаться, мне нужны силы. И я буду есть, пусть даже через нежелание. Насыпала в тарелку хлопьев, залила молоком.

На веранде послышались шаги, дверь открылась и вошёл Динар. За ним — Алиса, верный хвост. Оба смотрят на меня снисходительно, ещё бы, я просто сумасшедшая первая жена. В классическом романе меня бы давно заперли на чердаке, дабы не мешала счастью влюблённых.

— Ты пропустила время приёма лекарств, — прищурился мой муж.

— Спала, — пожала плечами я.

Загремели внутри стеклянной баночки таблетки. Раньше этот звук причинял мне стресс, и сейчас привычно сжалась, поймав довольный взгляд Динара. Жалкой и уничтоженной я ему нравилась больше. Послушно выпила лекарство — я знаю, что там витамины и вернулась к своим хлопьям, пусть пялятся, если им нравится.

— В тебе что-то изменилось, — заметил Динар. Поймал моё лицо за подбородок, вынудил приподнять, разглядывая. — Что с твоими губами?

Я вывернулась, отстранилась от него. Заметил, все же.

— Вчера был сильный ветер, — ответила я. — Ты знаешь, какая у меня нежная кожа. Динар, у меня очень кружится голова, можно, я прилягу?

Он утвердительно кивнул. Обычно, после приёма лекарств так и происходит, я не могу сражаться с их действием и тупой апатией, просто забиваюсь в свою комнату. Но сейчас я полна сил, только мужу об этом лучше не знать, поэтому в свою комнату ухожу не забывая покачиваться и беспомощно хвататься за стены.

— Теперь до вечера овощем будет, — сообщил Динар своей любовнице.

Во мне вспыхнула злость, но я её сдержала — не время. Поднялась к себе, попыталась почитать книгу, но все мысли были о Ясмин, о том, что сейчас делает Руслан — он обещал нас вытащить. Значит, вытащит, я Руслана знаю так долго, что кажется — он в моей жизни был всегда.

Отложила книгу, подошла к окну, скрываясь за лёгкой занавеской — для всех домашних я сейчас "овощ". Охранник, тот, который чужой, полирует машину Динара. Няня возится в цветочной галерее — я знаю, что они с Ясмин будут составлять гербарий. Она, эта женщина, пусть и слушает во всем моего мужа, но специалист хороший, и о малышке заботится хорошо.

Вычисляю — значит дома сейчас Динар со своей зазнобой. Вряд-ли они в детской, дочь не особо интересует моего мужа, а Алиса свое любопытство утолила в прошлый визит. Горничная занята на первом этаже. Кухарка, наверное, обед готовит — у нас много слуг, даже приходящий садовник есть. Значит моя дочка сейчас одна. Бросаю взгляд на часы — наверное у неё тихий час, если няня её оставила. Но соблазн увидеть дочку слишком велик, я так давно её не видела, хоть на спящую полюбуюсь.

Скольжу по коридорам бесшумно. Немного опасаюсь — по пути в половину дочери комната Динара. Дверь в неё прикрыта не плотно, я слышу скрип постели, тяжёлое дыхание мужа, и стоны Алисы. Мне кажется — она переигрывает. И меня даже не коробит то, что он трахает любовницу прямо под крышей нашего дома, наоборот, я счастлива, он занят и, значит, помешать мне не сможет.

Ещё минута и я у детской. Тихо толкаю дверь — не разбудить бы. Но Ясмин не спит. Сидит на своей постели — великолепие персикового, белого и пастельно-розового. Тёмные волосы по плечам распущены. На дочке лёгкая пижамка. В руках — книжка, разумеется, на английском. Внимательные бархатные глаза смотрят на меня в упор, и я вдруг теряюсь, не зная, что сказать.

— Я… — растерянно говорю я, — навестить тебя пришла.

Ясмин серьёзно кивает. Хлопает маленькой ладошкой по постели и я послушно сажусь рядом. Робея глажу её по волосам.

Ясмин никогда не казалась мне неполноценной. Я понимала, что она сильно отличается от других детей, от тех же дочек Таира. Но я любила её всем сердцем, и она казалась мне лучше всех, да, особенная, волшебная, неповторимая, во сто крат лучше меня. Во мне были сотни слов для моей маленькой Ясмин и так мало возможностей их сказать.

Малышка встаёт и приносит мне щётку для волос с трюмо — значит, ей нравится, когда я заплетаю ей косы. Я вижу, как шевелятся её губы, Ясмин считает шаги при ходьбе, но она не произносит ни слова, она вообще крайне редко говорит.

Садится передо мной, маленькая, тоненькая, острые плечики топорщат пижаму. Я провожу щёткой по волосам и сглатываю слезы. А потом пою тихонько, так, чтобы никто чужой не услышал. Ясмин наверняка не понимает слов — эту колыбельную на татарском мне пела эби и мама. Но мне хочется, чтобы она её слышала.

Внезапно Ясмин поворачивается ко мне. Чуть позолоченная загаром кожа, огромные карие глаза, пушистые ресницы. Моё дитя.

— Мама, — говорит она, удивляя уже тем, что обращается ко мне. — А это плохо, что я не люблю папу? Можно мне выбрать другого? Я уже нашла… Он — чемпион. Огромный и добрый.

