Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
«Если печать ежедневно мечет громы и молнии против аборта, если эта пропаганда сопровождается восхвалением торжественных брачных церемоний, если подчеркивают святость брачных обязательств и возвещают об особых наградах матерям, родившим тройню или четверню, если публикуются статьи о женщинах, которые никогда не прибегали к аборту, а низкооплачиваемая сельская учительница, мать четверых детей, удостаивается публичных восхвалений за то, что она не отказалась родить пятого, «хотя и трудно кормить их всех», — начинаешь думать о Муссолини, — пишет Фишер».
Торможение сексуальной революции
Примерно в 1923 г. в Советском Союзе начала резче обозначаться тенденция, направленная против коренных изменений в культурной и личной жизни. Она стала по-настоящему очевидной только в 1933–1935 гг., проявившись в реакционном законодательстве. Этот процесс лучше всего можно охарактеризовать как торможение сексуальной, а с ней и культурной революции в Советском Союзе. Прежде чем мы детально рассмотрим основные признаки этого торможения, следует ознакомиться с некоторыми его предпосылками.
В экономическом и политическом отношении руководство русской революцией сознательно осуществлялось согласно марксистскому экономическому учению и учению о государстве. Все происходившее в сфере экономики соотносилось с теорией исторического материализма и в основном подтвердилось. Что же касается культурной революции, не говоря уже о ее ядре, революции сексуальной, то ни Маркс, ни Энгельс не оставили исследований, пригодных для того, чтобы дать четкие ориентиры руководителям революции, подобно тому, как это было сделано в экономической области.
Сам Ленин в критических замечаниях на брошюру Рут Фишер подчеркивал, что сексуальная революция, как и вообще процесс общественной сексуальности, совсем еще не понята с точки зрения диалектического материализма и что решение этой проблемы требует накопления огромного опыта. Он считал, что тот, кто постиг бы этот вопрос во всем его значении и всей его целостности, оказал бы революции большую услугу. Как мы слышали от партработников, они столкнулись с необходимостью поднимать целину. Троцкий в своих работах, посвященных вопросам культуры, также вновь и вновь показывал, насколько нова и непонятна область культурной и сексуальной революций.
Следовательно, теории советской сексуальной революции не было.
Вторая предпосылка позднейшего успешного торможения заключалась в том, что люди, призванные осмысливать и направлять стихийно развивавшийся процесс сексуальной революции, находились в плену старых понятий и форм. Большей частью были огульно заимствованы представления из арсенала консервативной сексуальной науки без различия того, что пригодно для революции, а что непригодно.
Следует назвать несколько ложных понятий, весьма существенно способствовавших торможению. Понятие «сексуальность» связывалось и все еще связывается с представлением о том, что «социальное» несовместимо с сексуальной жизнью. Сексуальность противостоит «социальному».
Другой предрассудок заключался (и заключается) в том, что половая жизнь означает «отвлечение от классовой борьбы». Приверженцы сексуальности в Германии весьма неприятным образом пережили неискоренимость этого ложного представления. Не ставятся вопросы: «Какого рода сексуальность отвлекает от классовой борьбы?» При каких условиях и предпосылках половая жизнь отвлекает от классовой борьбы? При каких условиях и предпосылках борьба за разрешение сексуального кризиса может быть включена в классовую борьбу?». Вместо этого утверждается: «Сексуальность как таковая, как факт, противоречит классовой борьбе «.
Далее, из системы сексуальной морали заимствовано представление о мнимой несовместимости сексуальности с приверженностью культуре. Сексуальность и культура предстают абсолютными антагонистами. Кроме того, проблема процесса сексуальности как такового, то есть форм удовлетворения половой потребности, затушевывалась из-за того, что речь шла о «семье», а не о «сексуальности». Но даже поверхностный взгляд на историю сексуальных реформ должен был бы показать, что семья, основанная на отцовском праве, не является институтом, защищающим сексуальное удовлетворение, а напротив, резко противоречит ему. Она представляет собой экономический институт и в качестве тазового подавляет половые потребности.
* * *
Один из самых существенных признаков торможения сексуальной революции в Советском Союзе состоял в том, что недостатки и явления хаоса, возникшие вместе с сексуальной революцией, подвергались осуждению с моральной точки зрения, а не осмысливались как характерные черты переходного революционного времени. Кричали, что воцарился хаос, все распадается, что необходимо вновь ввести дисциплину, а «внутренняя дисциплина должна занять место внешнего принуждения». Подчеркивали «ценность уз, связывающих мужчину и женщину», говорили об «индивидуальной культуре». Рассуждения о «внутренней дисциплине» означали, что старое прокрадывается в новой одежде — ведь внутренней дисциплины нельзя требовать, она существует или не существует. Требование «внутренней дисциплины» вместо «внешнего принуждения» означало как раз новое принуждение. Следовало бы задаться вопросом: как мы добьемся того, чтобы люди были дисциплинированы добровольно, без необходимости принуждать их к этому.
Принцип «равноправия женщины» звучал революционно. В экономической сфере действительно был осуществлен принцип равной оплаты за равный труд. В сфере же сексуальной первоначально не имели ничего против выдвижения женщиной тех же притязаний, которые выдвигал и мужчина. Но главное было не в этом. Были ли женщины и внутренне способны воспользоваться предоставленной свободой? Были ли способны на это мужчины? Не унаследовали ли все они от прошлого такую структуру характера, которой были свойственны антисексуальность, морализаторство, застенчивость, которая, разлагаясь, порождала похоть, ревность, претензии на обладание, неврозы и другие болезни? Сначала было необходимо понять, что происходило, осмыслить хаос, четко отделить революционные силы от реакционных, тормозящих, понять, что высшая форма жизни может родиться только с болью.
Тенденция к торможению стихийного сексуального переворота быстро выкристаллизовалась вокруг различных центров. Руководящие советские ведомства сначала вели себя пассивно. Из жалоб партийных работников явствует, что происходящее не замечали или недооценивали. Формула «Половой вопрос мы решим позже, сначала — экономика» была очень употребительна. Печать предоставляла свои страницы исключительно или преимущественно для освещения вопросов экономики. Мне неизвестно, существовали ли органы прессы, руководимые из центра и предназначенные для осмысления проблем сексуальной революции.
Очень серьезное влияние на вопросы сексуальной революции оказывала интеллигенция. Она по природе своей, по структуре характера, происхождению и способу мышления, унаследованным из родительского дома, должна была быть настроена против сексуальной революции. Она превозносила до небес старых революционеров, которые вследствие трудных задач, стоявших перед ними, не могли жить половой жизнью, приносящей удовлетворение, и без всяких сомнений переносила этот вынужденный образ жизни революционных вождей на массы в качестве идеала. Этот подход имел вредные последствия. Никто не может требовать от масс того, что осуществляет руководство для реализации стоящих перед ним задач. Да и почему можно обращаться к массам с таким требованием?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
