— Чижик? — я повернулась к девочке.
— А это всё, что досталось мне от отца, — равнодушно ответила та, в очередной раз складывая пополам банкноту.
Я, не в силах добавить что-то ещё, завороженно наблюдала за Чижиком. Странное прозвище, которым себя окрестила девчонка, идеально подчеркивало её характер. Маленькая, щупленькая, с острыми чертами лица. Тени цвета индиго и чёрная подводка делали глаза глубокими, изменяя их естественную голубизну. Ярко-розовый блеск подчеркивал идеальную форму губ. Красный лак на ногтях резко контрастировал с бледной кожей тонких пальцев.
Она запуталась. Потерялась. Осталась одна…
Глаза просили о помощи, но вспыльчивость характера отвергал любую попытку из стороны.
— Ты замёрзла? — я в очередной раз попыталась завести разговор.
— Да какое тебе дело? — девушка, точно своему прототипу, вскочила из лавочки. — Какое вам всем дело? Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь? Что же вас всех нет рядом, когда я просила о помощи? Но сейчас, когда я и сама в состоянии отвечать за поступки, вы лезете ко мне со словами!
Махнув рукой, она резко развернулась и побежала вглубь парка, оставляя за собой шлейф цветочного аромата.
Слёзы градом полились из глаз.
Может отвечать за поступки? Да она же локти будет себе кусать! Рыдать будет, что не помешал никто. Бить зеркала, чтоб не врали они своим изображением. Она уже сейчас всех выбросила из жизни. Мать, отца, друзей. Она же одна останется! Окаменеет, разлюбит, не простит. Она же жизнь сломает! Сама себе! Уже сейчас… В эту минуту…
Отпустить? Забыть?
Оставить в воспоминаниях как обычный мимолетный случай?
Закрыть глаза и пройти мимо?
Нет. Не для того я тут оказалась. Не просто так сегодня пошёл снег. Ошибки можно исправить. Пусть не свои… пусть чужие…
Не обращая внимания на не совсем удобную для бега обувь на высоких каблуках, что есть сил, помчалась за девчонкой. Её шаги, которые снег ещё не успел спрятать под собой, были самым главным ориентиром. Холодный воздух обжигал лёгкие, вызывая спазмы и кашель. Ветер шумел в ушах. Мокрые дорожки от слёз обжигало морозом. Сердце вырывалось из груди, желало освободиться от тысячи иголок воспоминаний.
Наконец я смогла остановиться возле дерева, к которому прижалась девчонка. Обняв ствол дерева, она рыдала, отдавая всю себя на растерзание чувств. Тельце содрогалось в приступе истерики. Волосы чёрным занавесом разметались по спине.
— Дура ты! — не сдержавшись, накинулась на нее я. — Ты думаешь только о себе. Ты говоришь, можешь отвечать за свои слова? Посмотрю я на тебя, как ты будешь просыпаться от кошмаров. Когда каждую ночь твоё сознание будут терзать громадные щипцы. Тебе сейчас кажется, что все от тебя отвернулись? А что ты скажешь потом, когда и ты от себя отвернёшься? Когда будешь ненавидеть своё отражение. Когда будешь желать себе смерти. Но так и не сможешь ступить на дорогу самоубийцы. Когда будешь ходить на детские площадки только для того, чтобы представить себя на месте матери, которую обнимают маленькие детские ручки. Ты будешь мечтать о лёгком поцелуе и словах о любви. Что ты тогда скажешь? Ты убегаешь от меня. Но от себя то не убежишь!
Чижик медленно опустилась по стволу на холодный снег. Размазанная косметика по лицу выглядела жалко. Руки обессилено опустились на колени. Хотелось обнять её, прижать к себе… Защитить.
Я присела возле неё. Посмотрев ей прямо в глаза, обхватила её мокрое от слёз лицо.
— Ты в состоянии спасти себя. Только не делай глупостей, — дождавшись, пока испуганные, словно у загнанного зверька, глазки перестали бегать по сторонам и обратились на меня, продолжила свой монолог: — Ты сильная, красивая, умная. А он не достоин твоих слёз. На твоём месте, я бы бросила ему деньги в лицо.
— Вы бы не были на моём месте, — тихо промолвила девчонка, опуская взгляд на снег под ногами.
— Ещё как была… — почти шёпотом, бессильно ответила я, притягивая к себе подростка. Уже сидя с ней в машине, спросила: — Какой у тебя срок?
Держа левой рукой зеркало, она приводила в порядок лицо, вытирая салфеткой чёрные потеки туши.
— Пять недель… — тихо ответила девчонка. Отведя глаза на бардачок, она пыталась чем-то занять пальцы. Стыд и смущение на маленьком лице читались невооружённым взглядом. Надо же, даже срок, и тот совпадает. — Зачем вам это?
— Просто хочу помочь… — не вдаваясь в подробности, отмахнулась я от вопроса. — Есть хочешь? Поехали, выпьем чаю.
Вручив Чижику ещё несколько салфеток, хранившихся в бардачке, выдавила в пол педаль сцепления и включила первую передачу. Машина медленно тронулась с места, оставляя за собою только облако выхлопных газов.
Толкнув двери вперёд, я зашла в небольшое заведение. Пропуская вперед девчонку, дала ей возможность выбрать столик. Надо же, обычно переполненное кафе сегодня выглядело на удивление пустым. Чижик села за ближайший столик, находившийся возле окна. Улыбнувшись, я присела рядом.
— Ты мне так и не скажешь своего имени? — взяв из рук официанта меню, вновь обратилась в девочке.
— А можно я так и останусь Чижиком?
Боится… Опасается… Хотя, я бы тоже боялась. Я внимательно наблюдала за каждым её действием.
— Расскажи мне всё, — тихо попросила я.
Девушка обхватила руками чашку в желании согреть руки от горячей керамики.
— А что говорить… Тут и так всё понятно… — так и не подняв глаза, ответила Чижик. Я, не нарушив тишину, поставила чашку на блюдце и, облокотившись, заглянула в глаза девочки. Всем своим видом старалась дать ей понять, что готова выслушать каждое сказанное слово. — Ира, почему всё так? — Слёзы снова медленно покатились по щекам. — Я же любила его. Очень… А он… Я всего лишь игрушка… Знаешь, он так хотел сделать меня своей… Ему мало было моих чувств… А теперь отказался… Не хочу я этого малыша… Не хочу, — девочка пыталась высказать всё наболевшее. Слова не клеились друг к другу, путались между собой. Сбивчивые фразы искали оправдание поступкам. — Для чего он мне? Мама постоянно на работе… Отец… Вообще говорить не хочу… Только соседям очередной повод позлословить над непутёвой дочерью…
Ох, как это знакомо. Перед моими глазами словно воскресли бабушки-соседки, которые целыми днями сидели на лавочке возле подъезда. Их занятия сводились к щёлканью семечек, обсуждениям очередной серии мыльной оперы, а ещё обгаживанию всех жильцов подъезда.
