– А, вот и она! – с облегчением выдохнула женщина, когда послышался шум лифта. – Насть, иди быстрее, тут следователь!
Олег обернулся и нос к носу столкнулся с худенькой девушкой. И она была кем угодно, но только не его вчерашней целительницей.
– Простите, вы кто? – Горовой, отстранившись, как художник от своего полотна, изучал незнакомку.
Что-то общее с Амалией, конечно, было. Глаза, форма носа, острый подбородок… Но у этой волосы имели нормальный русый оттенок, а лицо казалось нежным и невинным. Ни капли наглости и издевки. Не лиса, а домашний такой цыпленок. Вблизи были заметны различия: высота бровей, полнота губ… И движения разные, и эта выше… На мутной черно-белой копии паспорта их еще можно было перепутать, но живьем? Абсолютно разные люди.
– Волкова Анастасия Павловна, – девушка переводила взгляд с матери на майора.
– А можно взглянуть на паспорт?
– А на ваши документы? – насторожилась та.
– Настя, ну что ты… Това… Гражданин следователь все уже показал. Сейчас принесу…
Пушистые тапочки зашлепали по ламинату, и спустя несколько мгновений радушная хозяйка принесла Горовому паспорт дочери. В предсказуемо розовой обложке. Данные не совпадали с теми, что запомнил Олег. То есть нет: имя, отчество, фамилия и прописка, – с этим было все в порядке. А вот серия, номер и дата выдачи не совпадали. Проведя в уме нехитрые подсчеты, майор обратился к девушке:
– А почему вы получили паспорт в двадцать один, а не в двадцать?
– Так она получала в двадцать, – встряла мать. – А потом посеяла где-то… Теперь вот храним дома, в секретере.
– Не посеяла, а украли! – настоящая Волкова забрала у майора документ. – Я же говорила: в клубе…
– Ой, знаю я, что творится в этих клубах! – хозяйка махнула рукой и нагнулась, чтобы взять на руку дрожащую животину с выпученными от ужаса глазами. Лаять собака перестала, но дышала, как туберкулезник на последней стадии.
Олег не стал больше мучить ни псину, ни ее плюшевых хозяек. Вышел на свежий воздух, нащупал в кармане ключ от машины. Что ж, он не зря сходил в гости. Теперь он знал: ушлая целительница пользовалась украденными документами. И ведь надо, как повезло найти себе двойника! С подделками Горовой сталкивался сплошь и рядом, но такая редкая удача… Выходит, девчонка промышляет еще и карманным воровством? Или просто умеет правильно выбирать друзей?..
Как бы то ни было, искать ее становилось все сложнее. Вряд ли она снова воспользуется этим именем. И что в сухом остатке? Олег понятия не имел, как ее зовут, где она может жить, и кто она, черт побери, такая. Чувствовал, что теперь просто обязан ее найти, но впервые в жизни не представлял, с чего начать.
6. Сон в рукуБольничная еда была пресная и чуть теплая, но Айя набросилась на нее с таким рвением, что соседки по палате удивленно переглянулись.
– Добавку хочешь? – с легким оттенком брезгливости спросила девушка модельного вида.
В любой другой момент Айя нашла бы повод с ней сцепиться и в лучшем случае – на словах, но сейчас балом правил желудок. Поэтому она благосклонно приняла вторую порцию. Все равно Цапля питалась хлебцами и черт знает какими фитнес-коктейлями.
Палата оказалась неплохим временным пристанищем, и Айя даже пожалела, что раньше не додумалась устраивать себе периоды санаторно-курортного лечения. Один раз она, правда, пробралась летом в загородный отель, подтибрила браслетик на «все включено» и пару дней плавала, ела от пуза и грела косточки в модных саунах. Ночевала в свободных номерах. Сложнее всего в этой истории было заново лепить после себя лебедей из полотенец. Выходили какие-то кукиши, но погубили Айю не они. Она примелькалась сотрудникам, те, наконец, сообразили, что к чему, и ее поймали. Дальше она предпочитала не вспоминать, а выбравшись на свободу, решила с отпусками покончить.
Двадцать девятая больница была унылой тенью, забитой падчерицей по сравнению с тем отелем. И все же Айя получила трехразовое кормление, горячий душ, чистую широкую кровать, которая забавно складывалась при нажатии кнопки, и четырех храпящих соседок. Впрочем, последнее обстоятельство почти не мешало: человека, который провел несколько лет в детдоме, убаюкает даже перфоратор.
Наевшись, Айя одолжила телефон у Цапли, сообщила по электронке Мишане, что визит переносится, и улеглась слушать истории свежеиспеченной бабушки. Та вещала на всю палату про то, что если бы ученые изобрели способ измерять IQ у полугодовалых младенцев, их айкьюметр разорвало бы в клочья от одного приближения к маленькому Альбертику.
Вечером в палату заглянул Валера и вытащил Айю в коридор.
– Ну что там с МРТ, Костоправ? – она назвала его старой фанатской кличкой: от сытости впала в благодушие и почти забыла про странное видение в смотровой.
– Вроде чисто, – они сели на свободную лавочку. От Валеры пахло сигаретным дымом и то ли селедкой, то ли скумбрией. – Ни опухоли, ни аневризмы…
– А почему у тебя такой тон, как будто это плохая новость?
– Я поговорил с неврологом, – Валера неохотно посмотрел ей в глаза. – И он считает, что симптом… Не очень хороший. В общем, завтра сделаем КТ, энцефалограмму… А потом он сам заглянет к тебе, посмотрит. Не волнуйся, он свой мужик. Из наших.
– Спартаковец? – Айя изобразила радость. – Тогда не вопрос. Пусть смотрит. Но говорю сразу: башка у меня крепкая. Всякое прилетало, но тьфу-тьфу-тьфу…
– Вот меня и беспокоит, что прилетало. Ты бы поаккуратнее. Я понимаю, за наших сам готов порвать. Но у меня весовая категория другая. Одна драка с мужиком вроде меня, тем более, если он за коней и принципов у него нет вообще… Кровоизлияние в мозг – и все, – он участливо положил руку ей на здоровое плечо, и Айю будто шарахнуло током.
Фотовспышкой перед глазами появилась картинка из видения: домик, сирень, платье… От прикосновения? Или его слов про драку? Но стрелка настроения мгновенно упала к нулю.
– Не волнуйся, – Валера неверно истолковал ее замешательство. – Главное – вовремя найти проблему. Выбрать тактику. У тебя случались галлюцинации? Я не спрашиваю про всякие препараты, или чем ты могла баловаться… Но вот так, на ровном месте, были?
Слова прилипли к нёбу старой ириской. Крюкова с сомнением смотрела в его серые, с желтыми подпалинами на радужке, глаза. Сказать? Ведь говорят же, что правду надо говорить в двух случаях: на исповеди и у врача. И Айя, чей язык плел вранье быстрее, чем она его сочиняла, впервые не могла решиться. Просто на исповеди она не была никогда, а единственной фразой, которую раньше слышала от врачей, была: «Дышите, не дышите».
Она смирилась со своими видениями, привыкла к ним. Тем более, всегда их контролировала: не хочешь трепать себе нервы – просто не зажигай свечу. Но там, в смотровой… Такого не случалось прежде. И хорошо, если это был просто глюк от болевого шока или неправильной дозировки. Но внутренний голос назойливо шептал: «А вдруг нет? А вдруг правда?..»
