Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Здоровяк довольно ухмыльнулся и снова уставился на Сэм, удивленную и приведенную в смятение подобной жестокостью.
– Чего ради ты тута шляешься, дорогуша? Что разнюхиваешь? – спросил он с отчетливым акцентом кокни[7].
– Я вовсе не шляюсь здесь и ничего не разнюхиваю. Просто увидела свет в окне и захотела узнать, можно ли с кем-то поговорить.
– За каким чертом?
Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил струю дыма в ее сторону. Их все еще разделяла крепкая металлическая ограда, но Сэм на мгновение почувствовала охватившую ее волну страха. Тем не менее она нашла в себе достаточно смелости, чтобы снова улыбнуться и опереться на сетку забора.
– Я хочу осмотреть этот дом, прежде чем его снесут. Не угостите сигареткой?
– Многих тянет как магнитом в этот дом с тех пор, как здеся нарыли кости старого святого отца. – Он протянул ей сигарету и дал прикурить от своей зажигалки через отверстие в ограде.
– Верно. Я тоже читала об этом в газетах. Потому и приехала.
Как давно поняла Сэм, чтобы быть убедительной, необходимо лгать как можно проще, апеллируя правдивыми подробностями. Она полезла в сумку и достала письмо Айви, затем показала ему старомодный почерк на пожелтевшей бумаге.
– Мой дед умер совсем недавно, и среди его вещей я нашла вот это. Думаю, письмо написала его мать, а сам он родился здесь. Когда же выяснила вчера, что приют собираются сносить, захотела взглянуть на место, где он провел первые недели своей жизни. Если монахини, присматривавшие за ним, еще живы, хорошо было бы поблагодарить их. – Здесь голос ее слегка дрогнул. Она вовсе не собиралась обсуждать с незнакомцем человека, фактически заменившего ей отца.
Мужчина усмехнулся.
– Поблагодарить? Такого я пока не слыхивал. Забавно.
– Почему для вас это смешно? – спросила Сэм, разглядывая его под скудными лучами зимнего солнца.
– Ты, случайно, сама не из газеты будешь? – Он снова глубоко затянулся табачным дымом.
– С чего вы взяли?
– Они тут долго ошивались, но только теперь следствие закончилось. Разрешение на снос наконец получено, слава те господи. Дом развалят через два дня, и точка. Уже никто не сможет помешать.
– Но они все равно заставляют вас спать здесь каждую ночь? Тяжко вам, должно быть. Такие стоят холода.
– Так оно и есть. Но каждый новый дом потянет на миллион, и они не хочут рисковать. А я жду не дождусь, чтобы поскорее убраться отседова.
– Я вас прекрасно понимаю. Между прочим, меня зовут Сэм. Рада познакомиться с вами. – Она смогла протиснуть сквозь ограду руку, и мужчина, немного помявшись, пожал ее.
– Энди. Стало быть, Сэм, ежели я тебе тут все покажу, ты со мной пойдешь куда-нибудь выпить вечером? – Он делал затяжки одну за другой, не сводя глаз с ее лица.
Сэм выдавила из себя улыбку.
– Вы отмечаете свой день рождения?
Энди опустил глаза на надпись на футболке.
– А что? Пожалуй, что и отмечаю. – Он еще недолго колебался, а потом повернулся лицом к зданию. – Ладно, пошли. Большого вреда не будет.
Когда тяжелая дубовая дверь приюта Святой Маргариты закрылась за ними, Сэм задержалась в огромном холле, откуда начиналась закруглявшаяся к верху широкая лестница. У самого ее верха пылинки плясали в скудном свете, проникавшем сквозь грязные витражи в окнах. Она заметила сломанную доску с надписью, валявшуюся на черно-белом кафеле пола. Склонилась и стерла с нее пыль.
«Господь всемогущий! Дозволь всем павшим обрести новый путь к Тебе через молитвы и усердный труд. Приют имени Святой Маргариты. Престон. Сестры милосердия».
Сэм представила себе, как сверкал прежде мрамор лестницы, который постоянно и тщательно полировали беременные девушки, под надзором непрестанно следивших за ними монахинь. Именно монахини создавали мрачную атмосферу подобных приютов, оказывая услуги семьям католиков, не желавших знать, что происходит внутри, давая целым общинам уходить от ответственности и ни о чем не заботиться. Сэм все это виделось картинами из жизни, протекавшей столетия назад, невозможными всего лишь для прошлого поколения.
– Глянь-ка сюда, дорогуша.
Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что почти забыла о своем попутчике. Разбитое стекло хрустнуло у нее под ногами, когда она вошла в дверной проем и посмотрела на огромный зал, залитый светом из двух высоких сводчатых окон. Вдоль стен здесь располагались большие керамические раковины для стирки, а не менее крупных размеров машина для отжима лежала на боку посреди потемневшего пола. Она стояла в дверях и представляла фигуры женщин, годами тонувших здесь в облаках пара, утиравших ладонями пот с лиц, стиравших в раковинах грязные простыни и пропускавших скатерти сквозь валики отжимного катка.
На задней стене высилось распятие, а над раковинами висел сильно изъеденный молью гобелен. Мурашки пробежали у Сэм по спине, когда она прочитала четко вышитый на нем текст.
«О, Благословенный Иисус, владыка всех душ. Молю Тебя во имя агонии, пережитой Твоим Священным Сердцем, и печалей Твоей Непорочной Матери: очисти Твоей Кровью всех грешников мира сего, кому суждено умереть в день нынешний.
И если Тебе угодно будет ниспослать мне сегодня страдания ради обретения милости Твоей, это тоже принесет мне блаженство, и возблагодарю я тебя, Добрейший Иисус, Пастырь и Владыка душ наших. Спасибо Тебе за несказанную радость самой творить благостные дела, путь к которым указал мне Ты своими благодеяниями. Аминь».
– Жуткое место. С ума сойти можно, – сказала Сэм. – Ощущение такое, будто девушки так и остались здесь взаперти.
– Ты все точно уловила, дорогуша. – Энди склонился к ней так близко, что она ощутила запах табачного дыма от его дыхания.
– Так вам известно, жив ли еще кто-то из здешних монахинь? – Она отвернулась от него в сторону.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
– На какой вопрос? – Она пока не понимала, чем был вызван приступ внезапно накатившей тошноты – присутствием Энди или гнетущей атмосферой бывшей прачечной.
– Выпьем вместе сегодня или как?
Она улыбнулась и всмотрелась в дальний конец коридора.
– А там что?
– Столовая. Только в ней ничего не осталось. – Он посмотрел на часы. – Оттуда все вывезли перед сносом. Сомневаюсь, что ты там хоть что-то найдешь.
– А там? – Сэм кивком головы указала на темную деревянную дверь.
Энди промолчал, и тогда она сама пересекла холл, чтобы открыть ее, проскользнув мимо него, в то время как он даже не пошевелился, чтобы пропустить ее. В контрасте с огромным залом прачечной небольшая комната вызывала приступ клаустрофобии, и почерневшие от времени деревянные панели стен почти полностью поглощали скудный свет, попадавший сюда через маленькое окно. Письменный стол из красного дерева был задвинут в самый угол, а на нем стоял большой портрет в позолоченной раме, изображавший монахиню в полном парадном облачении. Вытянутое лицо женщины казалось лишенным всяких эмоций, губы были поджаты, а когда Сэм поставила портрет вертикально, стало казаться, что холодные глаза монахини непрерывно наблюдают за ее передвижениями по комнате. На табличке внизу была надпись: «Мать Карлин, настоятельница с 1945 по 1965 год».
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
