Глава 2. Прежде чем все случится
Собаки для эпилептиков и люди, которых они любят
Восторженное собачье приветствие одинаково по всему миру. Не нужен переводчик, чтобы понять, что означает оживленное вилянье хвостом, радостная дрожь, пританцовывающие лапы, глаза, которые так и говорят «ятебялюблюпожалуйстапогладьменянунадожеповеритьнемогучтотыЗДЕСЬ!» Поэтому, когда черный лабрадор по имени Нина приветствовала меня подобным образом в своем доме в Загребе, в Хорватии, я очень обрадовалась, что хоть с кем-то могу общаться свободно. Не надо было припоминать все эти molim и hvala или беспокоиться, правильно ли я произношу drago mi je («очень приятно»), после чего местные таксисты обычно лишь вежливо улыбались и молчаливо кивали.
С Ниной я могла говорить по-собачьи. Это означало, в моем случае, обращаться к ней по-английски, одновременно поддерживая слова жестами из универсального арсенала собачников: руки широко в стороны, улыбка во весь рот, как у детей из мемов, брови задраны вверх, словно мне только-только вкололи ботокс. Когда моя дочь была вредным подростком, то говорила, что при встрече с собакой я сама начинаю вилять всем телом из стороны в сторону.
Иными словами, я явилась к Нине в дом и повела себя как полная идиотка.
Однако другие члены семьи Кобечак – люди – были такие же вежливые, как водители такси: они улыбались мне в ответ, кивали головами и приглашали скорей входить. Я с облегчением узнала, что Матеа Кобечак хорошо говорит по-английски: она звучала как коренная жительница Австралии. Оказалось, что Матеа работает в туристическом агентстве, специализирующемся на морских и экстремальных путешествиях, и часто имеет дело с туристами с «обратной стороны Земли». Она представила меня своей матери Санье, которая преподает на курсах по обращению с детьми с особыми потребностями, и отцом Здравко, консультантом по телекоммуникациям.
Пока мы стояли в их уютной симпатичной кухне, я заметила, что все поглядывают куда-то мне за спину, в соседнюю комнату. Обернувшись, я увидела, что там на полу сидит человек, прислонившись спиной к стене. Это был Давор Кобечак, к которому я и приехала.
– О нет! С ним все в порядке?
– У него начались судороги, как раз когда вы позвонили в дверь, – объяснила Матеа, его сестра.
Голова Давора упала, и он силился поднять ее. Отец извинился и присел на корточки возле Давора. Он ласково заговорил с ним на языке, которого я не знала. Однако, когда любящий отец обращается к сыну, слова понимать совсем не обязательно.
Я смотрела на них, бессознательно продолжая почесывать за ухом у Нины, которая по-прежнему крутилась возле меня. Потом мне пришла в голову неожиданная мысль, заставившая тут же отдернуть руку.
– Подождите, разве Нина не должна помогать Давору?
Нина – главная опора Давора. Она может предсказывать судороги, а когда они случаются, она помогает ему восстановиться. Неужели я помешала собаке выполнить ее работу? Что если Давор страдал потому, что его родные оказались слишком воспитанными, чтобы запретить мне отвлекать их служебную собаку? Мне не пришло в голову, что даже без служебного жилета, даже во время дружеской встречи она все равно находилась на работе.
– Нет, все в порядке, она уже помогла, – сказала Матеа.
Она объяснила, что за несколько минут до моего прихода Нина предупредила семью, что у Давора могут возникнуть проблемы. Она сделала это, повизгивая и крутясь вокруг него, а потом повторив то же самое с другими членами семьи. Хотя долговременное воздействие судорог привело к тяжелому повреждению мозга у Давора, он по-прежнему понимает, что Нина предупреждает его. По словам матери, он вообще все понимает.
Для нее это самое душераздирающее – сын знает, что происходит, но не может действовать, не может двигаться или говорить, чтобы и другие люди, помимо членов семьи, поняли его. Она до глубины души признательна, что Нине это удается.
Они рассказали мне, что, когда перед моим приходом Нина их предупредила, Здравко подошел к сыну и попытался уложить его на диван в гостиной. Они никогда не знают, сколько времени пройдет между предупреждением Нины и судорогой. Это может быть минута, а может – 20.
Однако Давор вместо этого захотел посмотреть на отцовскую руку. Ему нравится разглядывать руки людей и предметы, которые они держат. Он может рассматривать руки в течение долгого времени. Он также многократно возвращается к одной и той же мысли снова и снова. В последнее время его преследовало одно детское воспоминание: лодка, которую они везли на прицепе, когда ездили на море. Родители и сестра не знают, почему именно это воспоминание так глубоко засело у него в мозгу и продолжает всплывать раз за разом. Однако им нравится слушать, как он говорит, пусть даже Давор произносит слова очень медленно и неразборчиво.
Здравко подхватил сына, когда тот падал, привычно удержал его в стоячем положении и прислонил к стене, чтобы тот смог сесть, соскальзывая по ней. Нина, смотревшая на них с некоторого удаления, подбежала к Давору и облизала ему лицо. Это было непросто, потому что голова Давора лежала на груди. Однако она добралась до лица и выполнила свою работу.
В зависимости от типа судорог, когда Нина облизывает Давору лицо, особенно нижнюю челюсть и уши, он постепенно начинает приходить в себя. Невролог объяснил его родителям, что так стимулируется блуждающий нерв, отчего судороги заканчиваются быстрее. Некоторым пациентам с эпилепсией вживляют стимуляторы блуждающего нерва, но Кобечаки говорят, что у них есть четверолапый стимулятор, и без всяких побочных эффектов.
Если Нине удается добраться до Давора и облизать ему лицо в течение 10 секунд после начала судорог, собака предупреждает ее дальнейшее развитие. Давору требуется еще некоторое время, чтобы прийти в себя, поэтому она дает ему передышку. Нина может отойти в другую комнату или прилечь возле его ног, а может устроиться за спиной, если Давору нужна поддержка.
Когда я пришла, она уже выполнила первую часть работы и дожидалась следующего этапа. Я не помешала ей позаботиться о Даворе. Но теперь ей пора было снова приступать к своим обязанностям.
Санья подошла к сыну и подозвала собаку.
– Нинааа, – пропела она.
Нина подбежала, несколько раз осторожно лизнула Давору щеки и нос, а потом села прямо перед ним. Почти сразу же Давор приподнял голову. Он увидел свою собаку и несколько секунд сосредоточенно на нее смотрел. Потом наклонился вперед и уперся руками в пол, стараясь встать на четвереньки. Подняться самостоятельно он не мог и валился обратно в неловкую позицию у стены.
Отец протянул к нему руки. Здравко склонился к сыну, обхватил его и медленно, осторожно поднял на ноги; на лице у него было видно и усилие, и кое-что еще: решимость помочь Давору, чего бы это ни стоило. Подняв юношу, отец подвел его к дивану и усадил, что-то нежно говоря на ухо.
