— Я не позволю вам забрать этот автомобиль с моей территории, пока не буду, уверен, что он не представляет опасности для вас и окружающих, — твердо заявил он. — Залезайте, — скомандовал Рамон, увидев, что она стоит в нерешительности у «порше». — У меня не так много времени.
— Вот! — объявила Анна-Лиза, делая шаг назад, чтобы дать ему возможность посмотреть на ее разоренный апельсиновый сад.
— Кто это сделал? — спросил Рамон, оглядываясь.
— Энрике Карадонда. — Произнеся это имя, она заметила, как Рамон расслабился. — И не делайте вид, как будто вы не знаете, кто это, потому, что Энрике сказал мне, что его прислали именно вы.
— Я всего лишь спросил Энрике, не сможет ли он как-нибудь навестить вас, — поправил ее Рамон. — Никто не может командовать Энрике Карадондой. Его здесь считают почти легендой.
— Что? — взорвалась Анна-Лиза. — Легендой? За то, что он портит прекрасные фруктовые деревья?
— Нет, — сказал Рамон, пытаясь все объяснить. — Энрике — самый лучший лекарь деревьев на всем острове. Его труд всегда востребован здесь, особенно теперь, весной.
— Но мои деревья не болеют!
— Для вашего неопытного глаза они выглядели вполне нормально, но за то время, что они стояли заброшенными, многие из них заболели, а другие сильно нуждались в подрезке ветвей, — объяснил он. — И если бы я мог предупредить вас о визите Энрике, именно так бы и сделал. Но все дело в том, что Энрике сам себе закон.
— Должен существовать закон против него, — пробормотала Анна-Лиза, еще раз взглянув на опустошение, произведенное садовым лекарем. — Итак, — сказала она, — устроив здесь весь этот беспорядок, как вы намереваетесь его исправить?
Внимательно посмотрев на нее, Рамон задумчиво хмыкнул.
— Может быть, все-таки поужинаем вместе? — предложил он, вскинув свои черные брови.
— Ужин? — Понадобится гораздо больше, чем какой-то ужин, чтобы полностью возместить ей причиненный ущерб, подумала Анна-Лиза, снова взглянув на свой фруктовый сад. — К какому часу мы должны быть в ресторане? — Рамон прав: ущерб был уже нанесен. И если она согласится поужинать с ним, то сможет поймать его на слове и дать ему возможность хоть в какой-то мере загладить свою вину.
— Мы можем поесть где угодно, — ответил он.
Означало ли это ужин на его яхте? Анна-Лиза почувствовала, как ее бросило в жар. Конечно же, означало. Ведь Рамон не станет рисковать и появляться с ней на публике.
— У вас полно времени для того, чтобы принять ванну, — сказал он и медленно скользнул по ней взглядом.
Все ее тело подалось ему навстречу, когда его глаза задержались на ее груди, там, где пятна грязи привлекали внимание к соблазнительной ложбинке.
— Почему бы нам просто не отменить все это? — быстро предложила она.
— Ни за что, — заявил он, медленно покачивая головой и продолжая не спеша рассматривать ее. — Мне бы хотелось удовлетворить все ваши требования, пока они еще свежи в вашей памяти.
Стараясь контролировать свое дыхание, Анна-Лиза поняла, что ее пострадавший апельсиновый сад почему-то относится к этим требованиям в последнюю очередь.
— Ванна даст вам время успокоиться и расслабиться, — продолжал Рамон, но задорная искра, промелькнувшая в его черных глазах, говорила прямо противоположное. — Вы же не хотите упустить шанс и высказать все, что накопилось у вас на душе, Анна-Лиза?
— Хорошо, — согласилась она. — А потом я приготовлю ужин. — Это поставит его на место! На яхте Рамона она подчинялась его желаниям. А в ее собственном доме только она могла диктовать условия.
— Звучит соблазнительно, — пробормотал он. — Я даже готов потереть вам спинку.
В этой изумительной чугунной ванне с легкостью могла бы уместиться семья; из четырех человек. Анна-Лиза добавила в воду несколько капель ароматического масла.
— Восхитительно, — констатировала она, пытаясь закрутить кран. Но вентиль с холодной водой никак не хотел поддаваться. Выбора не оставалось. Либо вода хлынет на пол, либо…
— Рамон! Вы не могли бы мне помочь? Только быстро!
Когда Анна-Лиза оставила его, он сидел внизу в гостиной, развалившись на диване и слушая музыку. Но ему понадобилась пара секунд, чтобы взлететь наверх и ворваться в ванную.
— Вы в порядке? — спросил он, с беспокойством оглядываясь вокруг.
Анна-Лиза отступила и указала ему на кран.
— Я не могу закрутить его.
— Что, кран? — спросил Рамон так, как будто он, по крайней мере, ожидал увидеть обрушившийся потолок. Подойдя к ванне, он одним движением руки устранил проблему.
— Блестяще! — воскликнула Анна-Лиза. — Но ваша рубашка вся намокла, — заметила она, когда он выпрямился.
— Я сниму ее и отдам вам, чтобы вы ее высушили, — сказал он, усмехнувшись.
И, прежде чем она смогла возразить, он оказался обнаженным по пояс. Затем одним быстрым движением схватил ее за плечо, а другой рукой дотронулся до молнии на спине.
— Это на всякий случай, если застежка застрянет. Я лучше прослежу за этим, пока я здесь, — прошептал он ей в шею. От его теплого дыхания у нее по спине побежали мурашки. — Вам холодно, Анна-Лиза? — тихо и понимающе спросил он.
— Холодно? Вовсе нет! — запротестовала она, дрожа и смеясь одновременно. — Я просто слегка устала…
— Вам следует хорошенько отмокнуть в ванне, — посоветовал Рамон хриплым голосом, расстегивая молнию и задерживая свою теплую руку на мягкой выпуклости ее ягодиц.
Но, как только сила воли Анны-Лизы начала слабеть, он отстранился.
— Dios![11]Да вы вся в царапинах! — воскликнул он. — Где у вас антисептик?
— В шкафчике над раковиной, — ответила Анна-Лиза, тщательно придерживая на себе платье.
Поискав, Рамон вытащил маленький пузырек и клочок ваты. Откупорив пробку, он понюхал содержимое и скорчил гримасу.
— Если вы все еще будете этим пахнуть, когда спуститесь вниз, я пошлю вас обратно.
— Спасибо, — сказала Анна-Лиза, забрав пузырек у него из руки.
Кто сказал, что романтика мертва?
Ей не о чем жалеть, но почему же тогда не приходит успокоение? — думала Анна-Лиза, убирая со стола последние тарелки. Ужин продолжался несколько часов, а после него они проговорили почти всю ночь напролет. Рамон был для нее просто находкой, несмотря на то, что деловые вопросы он обошел стороной. До настоящего момента она и не понимала, как ей не хватало простого человеческого общения.
А сейчас уже наступил рассвет, и она снова была одинока. Глубоко вздохнув несколько раз, она продолжила свою рутинную работу по дому. В ней нельзя было найти особого удовольствия, но она, по крайней мере, успокаивала.
