- Если смогу договориться на курсах. Кто-то должен подменить.
Он улыбнулся – радостно и немного с удивлением, как будто не ожидал, что я соглашусь.
- Будем надеяться, что получится. Просто побыть вдвоем. Я очень этого хочу.
- Я тоже…
Разумеется, мы говорили не о том, что будем гулять за ручку по парку Нимфенбурга или пить пиво в знаменитом «Хофбройхаусе». Да мы и из гостиницы-то вряд ли куда-нибудь выйдем. Вернее, из номера. Я не сомневалась.
- Когда ты будешь знать точно?
- Наверно, во вторник.
- Тогда скажешь мне, чтобы я заказал билет.
Мы поговорили еще немного, и тональность разговора стала совсем иной. В комнате было тепло, но руки подернуло гусиной кожей, а по спине пробегали на крохотных ледяных лапках полчища мурашек.
И снова я полночи не могла уснуть, представляя, как все выйдет. Через неделю… Я постараюсь договориться, чтобы на два занятия кто-то взял мои группы, и прилечу в Мюнхен на три дня. Пока Алеш будет заниматься своими делами, смогу гулять по городу. Я была там лет пять назад, но всего три часа – длинная пересадка по пути из Праги в Хельсинки. Толком ничего и не увидела. И целый день еще мы будем вместе. И по ночам…
Меня бросало то в жар, то в холод. А потом в еще больший холод, когда, распихивая мои самые нескромные фантазии, вперед протискивался здравый смысл.
Домникова, дура, что ты делаешь?!
10.
Мирек, мой коллега, согласился подменить без лишних уговоров.
- Личная жизнь, Анечка? – подмигнул он, просматривая расписание.
Я покраснела.
- Рад за тебя. Давно пора. А твои пусть послушают, как говорят настоящие чехачи, а не надутая столица, которая каждый гласный звук тянет по минуте, да еще в пяти тональностях.
Мирек был чехом, женатым на русской. Родился он в Остраве – чистокровный зобак. Когда мы набирали новые группы, те, кому важно было пражское произношение, шли ко мне, кому непражское – к нему, а остальных делили поровну.
Алеш купил мне билеты. Каждый вечер мы обсуждали, куда я смогу пойти, пока он будет занят, и что мы посмотрим в последний день вдвоем. И если первое было актуально, то во втором изо всех щелей сквозило такое милое притворство. Ясно же, что на самом деле ничего. Но эта недосказанность была приятно волнующей. Тоже своего рода игрой.
- С кем останется Марта? – спросила я. – Отвезешь к брату?
- Да, как обычно.
Я перебрала весь свой гардероб и, разумеется, белье в первую очередь. Полдня провела в салоне красоты. Стрижка, окраска, маникюр, педикюр и еще кое-какие малоприятные процедуры. Купила новые дорогущие духи. По пять раз на дню смотрела прогноз погоды. Наверно, Золушка так не волновалась, когда ехала на бал. Впрочем, чему удивляться, вряд ли она отправилась туда переспать с принцем.
Во вторник утром я должна была вылететь, а в воскресенье днем у меня начал противно ныть живот. То по центру, то справа. Сначала слабо, потом сильнее. В панике я полезла смотреть календарь. Нет, еще больше недели в запасе, но чего только не бывает. Закон подлости никто не отменял.
Прекрати, потребовала я у организма. Давай все по расписанию. Те штучки, которые в ходу у сложившейся пары, не всегда годятся для первого свидания… эээ… в горизонтальном формате. Организм проникся, живот ныть перестал.
А ночью я проснулась от такой дикой боли, что едва смогла вздохнуть. Как будто нож воткнули. Не простой, а раскаленный. И провернули.
Надеяться, что это пройдет само, было глупо. Я дотянулась до телефона и позвонила в скорую. И, пока меня допрашивали, чуть не потеряла сознание. Держась за стену, я кое-как доползла до прихожей и открыла дверь – на всякий случай. А потом позвонила маме. На машине по пустым улицам она успела одновременно со скорой, благо недалеко. Встрепанная, в джинсах и свитере на пижаму.
Уже куда-то проваливаясь, я слышала сквозь звон в ушах, как врач – или фельдшер? – говорил маме, что процентов на девяносто это острый аппендицит и, скорее всего, уже перешедший в перитонит. Вот на этой радостной ноте я наконец отключилась.
А когда очнулась, у меня болел не только живот, а вообще все. И больше всего почему-то голова, просто раскалывалась. Я лежала на высокой кровати, голая и слегка прикрытая простыней, все облепленная какими-то датчиками, а к обеим рукам присосались с двух сторон по капельнице. Из живота торчали какие-то трубки – видимо, дренаж. Скосив глаза, я увидела еще несколько таких же любимцев фортуны, а сбоку стол, за которым сидела девушка в хирургическом костюме. Судя по всему, мне сделали операцию, и теперь я лежала в реанимации.
Я попыталась позвать сестру, но удалось выжать из себя только какое-то шипение. Впрочем, этого хватило. Она встала и подошла ко мне. Бегло взглянула на монитор, поправила один датчик.
- Добрый вечер. Как вы?
- Вечер? – прошелестела я.
- Да уже вечер. Вас по скорой привезли ночью и шесть часов оперировали. Разлитой перитонит. Не волнуйтесь, все промыли, почистили. Все будет в порядке.
Если б у меня были силы, я бы, наверно, взвыла. Вместо долгожданной встречи с мужчиной мечты оказаться в больнице с торчащими из брюха трубками! Нет, я точно королева лузеров. И ведь Алеш ничего не знает! Маму ко мне сюда не пустят, телефон не дадут. О господи…
В результате я разрыдалась, и мне вкололи что-то успокоительное. До следующего утра спать хватило. А утром, вместе со всеми капельницами, дренажами и катетерами, перекатили в интенсивную терапию. И пустили маму – видимо, она поставила на уши всю больницу и добралась до министра здравоохранения.
Не успев даже поздороваться, она с порога поспешила успокоить:
- Не волнуйся, я залезла в твой телефон и написала ему, так что он в курсе. Пообщалась заодно немного с потенциальным зятем. Он милый. И сходит с ума.
- Мааа…
- Не мамкай. На, держи, - она достала мой телефон из сумки. – Оставить его тебе не разрешат, но пока я здесь, можешь позвонить или написать.
Я решила, что лучше будет позвонить. Алеш отозвался после первого же гудка. Он действительно страшно беспокоился, и это было приятно. Я кратенько, не вдаваясь в подробности, рассказала, что случилось, и пообещала позвонить, как только меня переведут в отделение и разрешат телефон. Алеш пожелал мне скорее поправляться и попросил передать привет маме. Похоже, они контакт наладили, что не могло не радовать.
- По секрету, - сказала мама, когда я сделала все необходимые звонки и отдала ей телефон. – Он спрашивал, не нужно ли приехать. Но я подумала, что ты, вроде, не умираешь и вряд ли захочешь, чтобы он увидел тебя в таком состоянии.
- Спасибо! – простонала я. – Ты просто чудо!
- Я знаю, - кивнула она. – Ничего, Анют, прорвемся. Обидно страшно, понимаю. Остается только плюсы искать.
