«Она же действительно была Седьмой Дочерью, Вместилищем. И я сделал ее своей, практически частью себя, — с горечью понял Влад. — Вот отчего она должна быть пустой. Она — часть меня. Она должна была наполниться моими чувствами, моей любовью к себе, поим пониманием своих поступков и стать мне опорой и поддержкой. А как жить с самим собой, который ненавидит и презирает?!»
— Не смей, — прошипел он злобно, встряхивая девушку, причиняя ей боль, — не смей ненавидеть меня! Ты — моя, тебя мне отдали, так что потрудись быть такой же покорной, какой была до сих пор! Не смей испытывать ко мне отвращения, слышишь?! Ты меня не знаешь! Ты не знаешь обо мне ничего! Не смей осуждать мой поступок! Посмотри хорошенько на меня: я похож на человека, который покорится и примет чужое решение, которое касается его жизни?! Я похож на человека, который позволит сделать себя всеобщим посмешищем, взяв юродивую жену?! Нет, черта с два! Я похож на человека, который приме отказ?! Ты будешь моей женой, черт тебя дери, ты будешь принадлежать мне, и ты будешь покорна и смирна, поняла?!
— Черта с два! — яростно выкрикнула девушка, вернув королю его ругательство. — Вы можете делать с моим телом все, что вам вздумается, но покорности не ждите! Вы купили тело, но душа моя вам не принадлежит!
— Мне принадлежит все в этом королевстве! — взревел Влад.
Он подхватил девушку так легко, словно она была пушинкой, и швырнул ее в постель, подальше от себя, словно боясь, что не вынесет и придушит ее.
— Значит, — прорычал он, тяжко дыша, укрощая свою ярость, — желаете свадьбу?! Хорошо, будет вам свадьба! Я покажу вам, черт вас дери, Ваше Королевское Величество, Анна-Изабель, что такое тяжесть королевского венца и королевского бремени!
Глава 6. Королевская свадьба
Где держат королевскую невесту, Барбарох узнал очень скоро — когда замок Среднего Ворона наполнился шумом, бряцанием черной брони и оружия, королевской Черненой Стражей, заполняющей переходы.
Барбарох, несмотря на свою тучность и неповоротливость, почувствовал себя сухим листом, подхваченным ветром. Его толкали, отгоняли, велели убраться прочь с дороги, и он сбился с ног, запыхался, натер новыми туфлями мозоли на пятках, уворачиваясь от людей Короля. Казалось, измученный Барбарох готов был уже рыдать от усталости, когда, наконец, случай вывел его в галерею, вдоль которой стояла Черненая Стража. Заслышав грозную поступь, Барбарох вмиг забыл обо всех своих болячках и шмыгнул в темноту небольшого алькова и затих там, затаив дыхание и втянув от волнения пузо настолько, насколько смог.
Эти шаги он узнал бы из тысяч других; грозная поступь, стальное бряцание по камням — то шел Король, а его сапоги, подкованные железом, высекали искры о каменный пол. Барбарох облился холодным потом, чувствуя, что сама Смерть опахнула его своим плащом — то зеленоглазый Король, грозный, как война, и прекрасный, как жизнь, прошел мимо в окружении немногочисленной свиты, самых приближенных людей, — и Барбарох, одним глазком глянув на комнату, откуда Король вышел, сразу понял: королевская невеста осталась там, за этими невзрачными дверями.
Насколько мог заметить Барбарох, Король выглядел немного утомленным, его светлые глаза покраснели, будто ему пришлось не спать всю ночь. На его лице застыло выражение напряженное и упрямое, он смотрел исподлобья, и, казалось, не видит никого вокруг себя, кроме какой-то никому неведомой цели. Король что-то задумал: Барбарох хорошо знал те упрямство и жестокость, что рассмотрел в глубине его светлых глаз. Он прошел мимо спрятавшегося Барбароха стремительно, и старый советник выдохнул с облегчением. Не хватало еще попасться Королю под горячую руку, когда он в таком настроении!
Однако, Король ушел, а невеста, в теле которой заперта Анна, осталась там, за дверями, охраняемыми самыми страшными самыми грозными Воронами из Стражи. Один их таких Воронов стоил и пятерых Коршунов, Король доверял им — а они служили ему верой и правдой. Нельзя себе даже вообразить, какая власть была заключена в их руках, которые сжимали оружие, защищающие покой Короля.
Впрочем, можно; едва стихли грозные королевские шаги и Барбарох осмелился выбраться из своего убежища и юркнуть поближе к дверям, как мощный удар свалил его с ног, и он заныл, ворочаясь на полу, пребольно отбив зад.
— Прочь от покоев Королевы! — в две глотки прохрипели страшные воины, скрестив копья, заграждая перед Барбарохом проход. То, что перед ними был королевский советник, им было плевать; из злые, светлые, как у Короля, глаза смотрели на поверженного Барбароха из прорезей страшных масок, стилизованных под оскалившиеся морды демонов, и магия стекала с пальцев, струясь синим газом.
Королевы!
У Барбароха сердце замерло, он едва не отдал богам душу тотчас же, здесь, на холодном полу в замке старого Ворона.
Так запросто и скоро — Королева! И Король вышел от нее неспроста…
— Сдается мне, — задыхаясь, прошептал Барбарох, отирая толстую шею платком, — что он не просто так провел тут ночь… Кажется, мерзавка понесла наказание, которое я ей хотел устроить… Король наверняка сделал ее своей. Что ж, надеюсь, теперь она, вернувшись обратно, станет более покладиста…
Однако, то, что Король провел с девушкой ночь и после этого признал ее своей Королевой, могло означать все, что угодно. Или он не заметил подвоха, и девица вытерпела все его фантазии, или что она умудрилась ему понравиться.
— Однако, какое мастерство! — шептал Барбарох. Ценность Анны в его глазах еще больше взрасла, теперь он был уверен, что из этой умницы ему удастся воспитать прекрасную придворную интриганку.
Вторым немаловажным фактором, отчего Барбарох хотел исправить свою оплошность, был тот факт, что если обман все же вскроется, и Королю вздумается провести расследование, он очень легко может вычислить, кто вздумал шутить с королевской невестой. И это уже чревато серьезными проблемами.
Но священное слово «Королева» отрезало ему путь к девушке надежнее, чем каменная стена, и Барбарох ужасно страдал, терзаемый страхом, и ничего не мог поделать.
* * *
Король ушел, велев запереть двери и никого к Анне не пускать, кроме служанки, которая принесла девушке завтрак и принялась хлопотать, готовя той ванну.
— Вот и умница, вот и славно, — сгребая с постели белье с пятнами крови, бормотала Северина. — Король теперь кличет вас Королевой, моя госпожа. Видела его утром мельком; промчался по двору, что ветер, и кони его и его свиты остались у нас в конюшнях, — голос Северины интимно понизился, и она зашептала, таинственно вращая глазами. — Обернулся! Краси-ивый! Так, стаей, и улетели; видно, очень спешили. А нам велели готовить вас к свадьбе. Сегодня в домашней часовне…
Она замолчала, отвернув лицо от поднимающегося горячего пара, ливанула кипятка в ванну из огромного ведра, а Анна, потрясенная этим известием, осталась сидеть перед зеркалом, как пришпиленная.
Свадьба?!
Король не шутил?! Не издевался, не лукавил и не обманывал — он действительно решил взять ее в жены, сделать своей Королевой даже после всего, что узнал?!
