— О-о-о! — слабым голосом простонала Соста.
— Да не бойся ты, Сое! Очень ты этому льву нужна! — заткнула ей рот Иста. — Скорее уж он кусок рыбы предпочтет. — Она явно не намерена была терять лицо из-за какого-то льва. — У меня там рыбная голова на завтра оставлена — ну, чтобы суп сварить, — так если вашей львице нравится рыба, то и пожалуйста…
— Спасибо, Иста, но я ее сегодня утром уже кормила, — сказала Грай. — А завтра у нее вообще постный день. По-моему, нет ничего хуже, чем разжиревший лев, верно?
— Да уж, — сухо ответила Иста.
Грай извинилась, встала из-за стола и вскоре вернулась, ведя Шетар на коротком поводке. Львица была еще совсем молоденькая, небольшая, размером с крупную собаку, но от собаки все же сильно отличалась; и по форме тела, и по всем повадкам это была, конечно, самая настоящая кошка, только очень большая. Ее гладкое тело казалось массивным и одновременно очень гибким; хвост длинный, с маленькой коричневой кисточкой на конце, а морда — довольно короткая; глаза, сверкавшие, как драгоценные камни, смотрели внимательно; при ходьбе она чуточку косолапила, но все же походка ее вполне заслуживала названия «царственная». Морду львицы окружал «воротничок» из более светлой и мягкой шерсти, а короткая «бородка» под нижней челюстью была почти белой. Я смотрела на нее с восторгом, хотя, конечно, немного ее и побаивалась. А она села по-собачьи, обвела всех взглядом и зевнула, широко раскрыв пасть и продемонстрировав длинный розовый язык и страшноватые белые клыки; потом закрыла пасть, прикрыла веками свои прекрасные топазовые глаза и замурлыкала. Это было самое настоящее мурлыканье, только очень громкое.
— Ой! — сказала Боми. — А можно, я ее поглажу?
И я следом за Боми тоже принялась гладить этого замечательного зверя. Шерсть у львицы была чудесная — густая, мягкая. А когда ей чесали за округлым ухом, она наклоняла голову и сама прижималась к ласкавшей ее руке, начиная еще громче мурлыкать.
Грай подвела ее к Лорду-Хранителю. Львица села возле него, и он протянул руку, чтобы она ее обнюхала. Она весьма старательно это проделала, подняла голову и внимательно на него посмотрела — но не тем долгим взглядом, каким на человека смотрит собака: она бросила на него всего лишь один пронзительный КОШАЧИЙ взгляд и тут же отвела глаза. Он положил руку ей на голову, и она сидела совершенно спокойно, довольно жмурилась и мурлыкала, и я видела, как она то выпускает, то снова прячет свои огромные когти, тихонько царапая ими плитки пола.
Глава 5
После обеда Лорд-Хранитель пригласил гостей к себе, быстро бросив при этом взгляд в мою сторону и как бы подтверждая, что будет рад и моему присутствию. Он медленно, сильно хромая, повел нас по коридорам мимо заброшенных, нежилых комнат, и мы не спешили, понимая, как мучительно трудно дается ему ходьба на изуродованных пытками ногах. Миновав несколько внутренних двориков, мы добрались до его излюбленной дальней веранды и уселись там. За окнами гасли последние закатные лучи.
— По-моему, нам еще многое нужно обсудить, — сказал Лорд-Хранитель и посмотрел на Оррека и Грай. В глазах у него горел столь хорошо знакомый мне затаенный огонь. — Грай Барре говорила, что одной из причин вашего прибытия в Ансул было желание разыскать меня. А Мемер утверждает, что ваша с ней встреча с произошла под знаком Леро и была ею благословлена. В благословении Леро я не сомневаюсь, но мне все же интересно: зачем вы меня искали?
— Может быть, мне лучше все рассказать с самого начала? — спросил Оррек Каспро. — Ты позволишь?
В ответ Лорд-Хранитель только рассмеялся и ответил цитатой:
— «Могу ли я позволить солнцу светить? Могу ли разрешить реке течь к морю?» — Именно эти слова произнес Раниу, когда великий арфист Моро спросил, можно ли ему играть на своей арфе у него в храме.
— Хорошо, — сказал Каспро и немного неуверенно начал: — Все в моей жизни произошло из-за того, какое огромное значение имели для меня книги в детстве… Ведь каждое слово в них было для меня как луч света… во тьме кромешной!.. — Он запнулся и умолк. — А потом, уже покинув Верхние Земли и какое-то время пожив внизу, в городах, я начал понимать, сколь многому мне еще нужно научиться, сколь многого я не знаю, и оказался на грани полного отчаяния…
— Ну да, точно теленок на клеверном поле — не знал, с какого края лучше начать, — вставила Грай.
— Да, и это, конечно, тоже… — согласился Оррек, и все мы рассмеялись. А он уже более уверенно продолжал: — В общем, по-моему, сочинительство — это лишь самое малое из того, чем я занимаюсь. Мне кажется, куда важнее открыть людям те сокровища, что были созданы другими писателями и поэтами. Можно рассказывать о них, пересказывать их произведения, или читать их вслух, или печатать в виде книг — необходимо спасти их от пренебрежения и забвения и вновь зажечь тот свет, который способно пролить письменное слово. Вот главная забота, главное дело моей жизни. А потому, когда я не выступаю на рыночных площадях, чтобы заработать этим себе на хлеб, я обычно провожу время в библиотеках, или в лавках книготорговцев, или в логове какого-нибудь ученого-отшельника. И повсюду я расспрашиваю о книгах и рукописях, и мне почти всегда удается узнать что-то новое о ныне забытых поэтах прошлого или же о таких авторах, которые известны лишь узкому кругу людей в своем родном городе или стране. И повсюду — а я бывал и в Бендрамане, и в Урдайле, и в городах-государствах, и в Вадалве, — в любом университете, в любой библиотеке, на любой рыночной площади наиболее мудрые и образованные из тех людей, с которыми мне довелось встречаться, непременно упоминали о великих ученых Ансула и его знаменитой библиотеке.
— К сожалению, в прошедшем времени, — вставил Лорд-Хранитель.
— Но моя-то работа как раз в том и заключается, чтобы отыскать то, что позабыто, затерялось в веках или же где-то спрятано, чтобы не быть уничтоженным, чтобы не пасть жертвой предрассудков того или иного правителя или верховного жреца. В Урдайле, например, в городе Месуне, в подвалах старинных залов тамошнего Совета мы обнаружили самый ранний текст «Жизни Раниу»; он был написан на телячьей коже и запечатан в безымянном склепе лет пятьсот назад, еще во времена правления тирана Теренсы. Этот Теренса изгнал тогда из Месуна всех учителей, разрушил храмы, уничтожил все письменные источники и книги. И правил он целых сорок лет. А ведь альды правят в Ансуле всего лет семнадцать, по-моему?
— Да, ровно столько, сколько сейчас нашей Мемер, — сказал Лорд-Хранитель. — Поверь, и за семнадцать лет можно немало утратить. Например, потерять целое поколение, которое с рождения усвоило, что любые знания наказуемы и безопасность твоей жизни заключена в невежестве. Тогда следующее поколение уже и не поймет, насколько оно невежественно, ибо даже представления не будет иметь о том, что такое знания. Ведь те люди, что родились в Месуне после смерти Теренсы, и не подумали рыться в земле или в подвалах в поисках спрятанных там рукописей. Они о них просто ничего не знали.
— Но слухи-то продолжали существовать! — возразил Каспро.
