Однажды его разыскал Шнырь. Хантре его еле видел, словно гнупи был соткан из цветного тумана: смуглое лицо с большим вислым носом, голова покрыта черной щетиной, зеленая курточка с золотыми пуговицами, линялые штаны, тупоносые деревянные башмаки. За спиной висел сшитый из разноцветных лоскутьев матерчатый ранец.
«Если я все-таки могу разглядеть этого паршивца, который благодаря чарам Тейзурга даже для магов невидим, дела не так плохи», – подумалось Хантре.
– Чего ты, Крысиный Вор, домой не идешь? – сварливо спросил визитер. – Господин по тебе скучает, а мы, конечно, рады-радешеньки, что ты убрался, но тоже скучаем… Глянь, я тебе вон чего принес!
Он поставил на пол и открыл ранец: там был блестящий иномирский термос и бутылка сливок.
– Тебя прислал Тейзург?
– Нет, я сам до тебя пошел. Несмотря на то что ты отнял и погубил мою крыску! Несколько дней и ночей я тебя, ворюгу, выслеживал. Кофе сварила тетушка Старый Башмак, а сливок мы нацедили на кухне, мы даже плевать туда не стали. Господин из-за тебя тоскует и злится, нам боязно… Возвращайся, а?
– Возвращаться не собираюсь, но мне надо кое-что обсудить с твоим господином. На днях зайду.
– А насовсем останешься?
– Нет.
– Ты рыжий ворюга и подлый крысокрад! – обозвал его расстроенный Шнырь. – Бутылку можешь с крыши кому-нибудь на голову скинуть, хе-хе, весело будет, а господский термос не вздумай присвоить, как мою крыску, – тут оставь, я потом заберу.
Хантре пил кофе в чердачных потемках, глядя на месяц в слуховом окошке, и думал о том, что он как будто идет по хрупкому мостику над пропастью… Но какой, к черту, мостик, если того и гляди начнется землетрясение.
Поесть ему все-таки принесли, куда ж они денутся. Вначале – хлеб и воду, а потом, как возникла в нем нужда, стали кормить досыта. Они ведь понимают: ослабевший от недоедания амулетчик может и удар пропустить, и голова у него не вовремя закружится… Только оставили, придурки, без сладкого и без пива, как наказанного пятилетку.
Держали его по-прежнему на гауптвахте, но это хорошо, а то бы Щука ему дома все потроха сожрала. Они с мамой к нему приходили, и мама плакала, а Глодия ругалась. Борьбу за нравственность она не оценила: мол-де это заумь и дурь, а в большом городе, известное дело, всякие живут по-всякому, сплошная ярмарка с балаганом, и ежели это запретить, скукотища настанет. Щучья порода, что с нее взять – никаких моральных устоев.
Еще его навестил Орвехт, толковал, что, если хочешь изменить мир к лучшему, начни с себя. Дирвен на это ответил, что придурок он, что ли, с себя начинать, когда гляньте вокруг – полно тех, кого надо взять в оборот и переделать, пока не поздно. Учитель Суно посмотрел на него невесело, как на похоронах, и высказался в том смысле, что вынужден признать – его логика против дирвеновой логики бессильна.
– Это потому, что я же прав! – угрюмо пробормотал Дирвен, когда дверь за магом закрылась.
Невыносимо было думать о том, что Госпожа Развилок, которую правильнее называть Рогатой Госпожой, опять над ним посмеялась. Это ведь она подстроила, чтобы Дирвен уехал в тот вечер из «Пьяного перевала»! А если б он там остался… Все же знают, что один раз не в счет. А придурка Хантре за дверь бы взашей вытолкали, зачем им какая-то рыжая сволочь. Но Рогатая любит подсовывать такие развилки, что или повернешь не туда, или пройдешь мимо и узнаешь об этом уже после, когда впору только локти грызть и думать: «вот если бы…»
Бесился и тосковал он по вечерам на гауптвахте, днем страдать было некогда: первый амулетчик Светлейшей Ложи нарасхват. На заданиях посторонних к нему не подпускали, даже заказчиков, все разговоры через магов из охраны.
В Музейное крыло королевского дворца Дирвена послали искать блуждающий артефакт – старинный, запрятанный давным-давно: на днях он «проснулся» и начал вредить, ускоряя износ мебели, половиц и оконных рам. Когда перед опальным первым амулетчиком появился кухонный слуга с кастрюлькой бульона, Дирвен про себя позлорадствовал, что придурки-сторожа недоглядели. Потом уловил присутствие нехилой магии – ясно, бульончик не простой, с его-то паров охрана и клюет носом – и мигом приготовился к бою.
– Чего надо?
– Заключить с вами сделку, молодой человек, – ответил слуга.
Его физиономию Дирвен видел впервые, но в голосе и манере говорить было что-то знакомое.
– Мы с вами встречались позапрошлым летом в Суринани. Чавдо Мулмонг, к вашим услугам.
– И что вы мне можете предложить, кроме как сдать вас начальству и получить премию? – сощурился Дирвен.
– Да полноте, не смешите меня, разве ваше начальство ценит ваши заслуги? Посмотрите-ка лучше, что я принес!
Поставив кастрюльку на подоконник – Дирвен держал защиту и готов был в любой момент отразить атаку, – Мулмонг медленно вытянул из-за пазухи бумажный пакет. Понимая, что его могут прихлопнуть, как букашку, он старался продемонстрировать безобидность своих намерений.
В пакете был золотистый головной обруч. Медальон на цепочке. И кольцо с печаткой. Арибанские амулеты?.. Откуда они у Мулмонга?
– Это латунные подделки, – пояснил визитер. – Медальон находится у вас, а вот эту копию вы дали молодым людям, которые с помощью вашего покорного слуги нашли остальное. Мы готовы передать вам подлинники, но хотим кое-что получить взамен. Речь идет об артефакте, который вы добудете шутя, когда в вашем распоряжении окажется Наследие Заввы в полном комплекте.
– Наследие Заввы? – переспросил Дирвен, выгадывая время.
Ладони у него вспотели, во рту пересохло. Слишком неожиданно, и вряд ли тут никакого подвоха…
– Так называются эти три амулета.
Мулмонг смотрел на него, сложив на животе руки: мол, теперь твой ход.
– Что вы хотите взамен?
– Старинный артефакт, который носит название «Морская кровь». Это коралловое ожерелье, хранится в сокровищнице Ложи, копию я вам покажу. Поклянитесь богами и псами, что вы отдадите мне «Морскую кровь», и тогда мы отдадим вам Наследие Заввы.
Лукавый взгляд игрока себе на уме. Этот прохиндей не внушал первому амулетчику доверия.
– Вам же соврать – плюнуть да растереть. Почем я знаю, что вы не морочите мне голову?
– Молодой человек, вы меня обижаете, я ведь знаю, кому можно морочить голову, а кому нет. Уж не думаете ли вы, что я рискнул бы обманывать будущего законного хозяина этого дворца? – Чавдо Мулмонг повел рукой, словно указывая собеседнику на обветшалое великолепие королевских покоев. – Боги и псы свидетели, я предлагаю вам честную сделку!
Побеседовать с коллегой Тейзургом Орвехта попросил Шеро Крелдон. Зинту к нему уже посылали, но Зинта – особая статья, к ней он всегда хорошо относился, а нынче надо бы выяснить, как он настроен к Светлейшей Ложе.
Суно отправился в гости после обеда. Остатки раскисших сугробов на бульваре Шляпных Роз уже убрали, большая часть публики щеголяла весенними нарядами. Сияли на солнце витрины магазинов, спицы в колесах экипажей и посеребренные шпили на башенках особняков.
