Представитель медленно выпрямился, ощупью нашел за спиной стул и сел.
— Что ты собираешься делать? — с неестественным спокойствием спросил он.
Она с грустью посмотрела ему в глаза.
— Еще сегодня я пошлю в Кирлан два ответа «да». Разве что… — Она с усилием сглотнула слюну. — Разве что… — повторила она еще раз, даже не пытаясь скрыть просьбу.
Она ждала, но Рамез молчал.
— Значит, решено?.. — наконец спросила она неуверенным, сдавленным голосом.
Она достала из-за пазухи небольшой свиток пергамента, скрепленный ее личной печатью.
— Я писала это при свидетелях. — Голос ее сорвался. — И я должна… должна точно так же вручить тебе… тогда оно вступит в силу. Все формальности мы выполним еще сегодня. Я больше не твоя жена и не буду ею… ближайшие полгода.
Она положила документ на стол и расплакалась.
23
На дне мрачной тесной расщелины лежало селение, называвшееся Безвозвратом, а чаще всего попросту Оврагом. Странное место, бывшее еще не столь давно чем-то вроде столицы Хель-Крегири, знаменитой королевы горных разбойников. Сейчас селение выглядело покинутым: ворота в частоколе стояли открытые настежь, нигде не было заметно часового… В глубине расщелины, за частоколом, тоже не было видно никакого движения, никаких признаков жизни.
Старый, сгорбленный человек, с висевшей через плечо большой походной сумкой и странным струнным инструментом за спиной, не был похож на того, кто в состоянии преодолеть Тяжелые горы. Однако, судя по всему, дело обстояло именно так, ведь этот путник не появился ниоткуда. Медленно, но не колеблясь, он направлялся к открытым воротам. Похоже было, что тишина и отсутствие какого-либо движения в селении не удивляют его и не беспокоят. Он не остановился, не огляделся по сторонам; он просто продолжал размеренно и спокойно шагать вперед.
Пройдя через ворота, старик на мгновение остановился и поднял голову. Сквозь пелену мелкого дождя можно было заметить выглядывавшее из-под капюшона седобородое лицо. Чуть отсутствующий взгляд глубоко посаженных глаз направлен был в ту сторону, где на мокрой земле виднелся округлый черный след, словно от пожарища. Подойдя ближе, путник разгреб ногой смешанную с мокрой сажей и пеплом грязь, открыв… похоже, остатки не сгоревших до конца костей. Он снова поднял голову и огляделся вокруг. Потом завел руку за спину и поправил свой инструмент. На левой лопатке явно проступили очертания горба, прикрытого до этого ношей. Путник был калекой.
Окинув взглядом дома, а также отверстия зиявших в каменной стене пещер, старик двинулся дальше. Могло показаться, что он обнаружил нечто необычное, ибо в его движениях почувствовалось некоторое оживление. Он направлялся прямо к одной из пещер. Войдя в ее мрачную пасть, он немного постоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к темноте. Потом шаг за шагом начал продвигаться вглубь.
В пещере воняло гнилью. Крепкая решетка, сделанная из связанных деревянных палок (они походили на древки копий со снятыми наконечниками), перегораживала низкую пещеру пополам. В глубине, по другую сторону решетки, на каменном полу лежала какая-то бесформенная груда. Приглядевшись внимательнее, горбун понял, что это обезглавленное человеческое тело, уже почти разложившееся. Сразу же после этого он наступил на что-то ногой — и обнаружил второй труп, в таком же состоянии.
На одной из стен пещеры висели черепа, покрытые остатками сгнившего мяса. Судя по длинным волосам, две головы принадлежали женщинам. Третья была головой кота-воина, покрытая уже несколько заржавевшим стальным кошачьим шлемом с вырезами для ушей.
Горбун покачал головой и повернулся к выходу. В проникавшем в пещеру сером свете можно было разглядеть его крепко сжатые губы.
Снова оказавшись снаружи, старик не стал искать убежища ни в одном из домов. Отойдя на некоторое расстояние от отвратительного, вонявшего смертью грота, он присел на большой обломок скалы и, казалось, чего-то ждал. Некоторое время спустя он снял со спины мокрый инструмент, полез в сумку и достал небольшой бурдюк. Открыв его, он сделал большой глоток и чуть вздрогнул; судя по всему, в бурдюке была водка.
Потом снова сидел и ждал.
Дождь прекратился. Горбун снова поднял голову, посмотрел в небо, наконец сдвинул назад капюшон плаща и проговорил чуть дрожащим, однако достаточно убедительным голосом:
— Я не слишком терпелив. Не настолько.
Потом добавил:
— Долголетие здесь совершенно ни при чем. Можно быть даже бессмертным, но терпения все равно не хватит. Я уже достаточно долго жду.
Прошло несколько мгновений, и оказалось, что старый путник отнюдь не был из тех, у кого от дождя поехала крыша; он разговаривал вовсе не сам с собой…
На пороге одной из хижин появилась странная фигура и направилась в сторону сидевшего на камне. Он передвигался на руках и культях ног. По сравнению с ним горб старика производил впечатление лишь небольшого физического недостатка; так или иначе, эта встреча двух калек, в самом сердце громбелардских гор, выглядела довольно гротескно.
— Это селение принадлежит мне, — заявил безногий. — Я никого сюда не приглашал. Кто ты, старик, и что тебя сюда привело?
Горбун плотно сжал губы, так же как и до этого в пещере.
— Один-единственный раз я надеялся, что меня не станут спрашивать, кто я. Не знаешь? — горько и слегка раздраженно спросил он. — И ты меня спрашиваешь, кто я? Да что я тут, собственно, делаю?
Он встал со своего камня, охваченный неподдельным гневом, и потянулся к инструменту, словно и в самом деле собираясь уйти. Безногий молчал, хмуря темные брови.
— Ах! — неожиданно воскликнул старик с преувеличенным восхищением. — Великолепно! В самом деле великолепно!
Он положил инструмент и снова сел, наклонившись, словно прислушиваясь.
— Конечно! — сказал он, выпрямляясь и поднимая руку. — Однако я предпочел бы услышать твой голос, приятель. Мне уже давно наскучило сражаться с хаосом чьих-то мыслей. Впрочем, это никогда меня особо не увлекало.
— Прости, господин, — покорно проговорил безногий житель селения. Потом добавил: — Я так давно жду здесь тебя, что уже почти усомнился, что ты придешь.
Горбун кивнул.
— Многие сомневаются в том, что я вообще существую, — подтвердил он. — Ну ладно.
Некоторое время оба молчали. Наконец старик огляделся вокруг.
— Ты здесь один? — спросил он.
Калека кивнул, после чего неожиданно горько улыбнулся.
— Здесь, господин? Вообще. Я один и останусь один, до самого конца. Приняв человеческий облик, я взял себе и имя, но сам для себя использую другое. Я назвал себя Хенегель Гет.
— Последний и единственный? — удивился горбун. — Почему?
— Неужели ты и в самом деле не знал, господин? Как такое может быть? — В голосе калеки вновь прозвучало недоверие.
