Беллами принял снотворное и залез под одеяло. У него под боком в кровати уютно свернулся Анакс. Поглаживая теплую шерсть собачьей спины, Беллами подумал, что и Анакс тоже умрет.
Наступило утро следующего дня. Беллами ушел на прогулку с Анаксом. Мой лазала по скалам, обозревая залежи камней. Клемент и Луиза, новоявленные молодожены, еще сидели за завтраком. Они по-прежнему ощущали огромную усталость, о чем неизменно сообщали друг другу. Им пришлось слишком многое пережить. Клемент постарался провернуть свадебные дела как можно быстрее. Они зарегистрировали свой брак в районном загсе в присутствии Сефтон, Мой, Харви и Беллами. После регистрации они выпили шампанского в компании Конни, Джереми, их детей — Розмари, Ника и Руфуса, — а также Эмиля, Коры и Тессы. Джоан и Хэмпфри уже также поженились во Флориде, в доме матери Хэмпфри. Тесса, приглашенная как старая подруга, несмотря на ее сомнительную роль в похищении Питера, училась теперь в медицинском заведении. Она посоветовала Беллами подумать о такой профессии, пока не поздно. Клемент и Луиза послали телеграмму Алеф и Лукасу с сообщением об их женитьбе и получили в ответ такое же почтовое отправление с соответствующими поздравлениями. Луиза безуспешно пыталась сочинить дополнительное письмо. Однако Алеф еще не ответила на предыдущее послание, хотя, возможно, ответ ждал их в Клифтоне. Луизу страшило содержание будущего письма. Ей казалось, что она уже знала, какие безоблачные паллиативы будут предложены там ее вниманию.
Мой ведет себя вполне разумно, верно?
Ты имеешь в виду, она не хандрит по поводу того, что ты похитила меня?
Она ведет себя с тобой вполне естественно, более непринужденно, чем раньше. А стрижка, кстати, придала ей более взрослый вид.
Ты подразумеваешь, что так она поставила точку в своей детской влюбленности?
А ты заметил, как она стала похожа на Тедди, обрезав волосы? Интересно, что она сделала с той толстой и длинной, как змея, золотистой косой?
Запретная тема.
И Сефтон тоже похорошела. Вероятно, она и была красива, только раньше ее красота скрывалась за отчужденным, суровым видом. Теперь она стала мягкой и нежной, вся так и светится.
Верно, они преобразились. Кстати, тебе, любимая, удалось также заполучить в семью Харви.
Молодец, что догадался, как сильно я привязалась к Харви.
Да и он удачно приобрел любящую тещу и богатого отчима.
А что будет, если флоридская матушка отвергнет Джоан?
Не сможет. Джоан очарует ее. Джоан понравится Америка, она станет американкой, в сущности, она и так американка.
Ох, Клемент… произошло так много событий, способных осчастливить нас, но они омрачены жуткими несчастьями. Мне порой кажется, что тебе не стоило взваливать на себя такую обузу, обременять себя таким… ужасным горем. Как мучительно ощущение смерти, трех смертельных утрат…
Ты имеешь в виду Питера, Лукаса и Алеф…
Когда мы заезжали к Коре, ты сказал, что Питер напоил нас любовным зельем, освободившим наши сердца для любви и счастья… Но какое уж тут счастье, сможем ли мы вообще снова научиться радоваться жизни? Смерть Питера совершенно напрасна, она случайна, абсолютно бессмысленна… Его появление окружено таинственной историей, в которой я так и не разобралась, а теперь он навсегда исчез, оставив нам весь груз сомнений… Если бы он не появился, то Лукас, возможно, не пожелал бы увезти Алеф…
Если бы он не появился, то, вероятно, был бы мертв я… но это уже не важно!
И наша с тобой женитьба навсегда исключила возможность примирения с ними. Мне невыносима мысль о потере Алеф, невыносима. Мне снится, что она по-прежнему со мной, я просыпаюсь и думаю, что она уже здесь, но ее нет и никогда не будет… Я терзаю тебя всеми этими проблемами, отравляю твою жизнь. Ох, почему же мы не можем быть просто счастливы…
Клемент подвинул свой стул поближе к жене, обнял и крепко прижал ее к себе. Голова Луизы опустилась ему на плечо, и поток слез пролился на его куртку. Уже не первый раз после их свадьбы он слышал такие речи и видел такие слезы. Когда Луиза пришла к нему в театр, его совершенно ослепило внезапное ощущение счастья. Почему же все это не произошло раньше, размышлял он, не произошло много лет назад. И все-таки как чудесно, что они наконец объяснились. Все, казавшееся невозможным, упущенной мечтой, стало вдруг возможным, естественным и неизбежным. Но придется пережить этот печальный период, пережить слезы Луизы, порожденные несчастьем и страхом, пережить ее искусанные в стараниях подавить рыдания руки, пережить приступы отчаянного, безумного горя, которому, однако, она предавалась только наедине с Клементом. После нескольких подобных приступов Клемент серьезно встревожился за ее здоровье, хотя также с облегчением заметил, что она вполне способна, взяв себя в руки, улыбаться Беллами и Мой. Луиза также проявила интерес к царившему на кухне Беллами хаосу. Она взяла хозяйство в свои руки и привлекла остальных к наведению порядка: разобрать ножи, вилки и ложки, большие тарелки отделить от маленьких, а красивый сервиз убрать, оставив его для особых случаев. Приносили утешение и, казалось, возвращали к нормальной жизни и походы за покупками в дальний поселок, в которых Клемент неизменно сопровождал ее. Он подумал, что не понимал раньше, с какой беззаветностью Луиза любит Алеф. Старшая дочь стала для нее своеобразным флагманом, ее лицом перед миром. Она так гордилась Алеф, ее великолепием, хотя, должно быть, постоянно мучилась в глубине души, размышляя о том, что готовит старшей дочери будущее.
«Видимо, у нее было с Лукасом нечто такое, — подумал Клемент, — о чем она никогда мне не расскажет. В любом случае, мне не хочется знать, случался ли между ними какой-то ужасный разлад. Луиза переживет это, так как столкнулась с худшим несчастьем, с тем не поддающимся объяснению несчастьем, что наполнено разбитыми надеждами, угрызениями совести и демоническими страстями, пусть она изольет их все на меня. И я надеюсь, молюсь и верю, что Луиза придет в себя, вымотается, выплачется до конца, и тогда я вновь научу ее радоваться, и мы вернемся в наш дом».
В интимном плане все шло хорошо. Клемент боялся, осознав, как безумно сильна скорбь Луизы, того, как она могла повести себя в некоторых обстоятельствах, выстроив защитную стену неприязни, даже ужаса перед сексуальными отношениями. Такая возможность глубоко тревожила его и раньше, когда его любовь к ней, молчаливая, но никогда не угасавшая, внезапно обреченно разгоралась и усиливалась. Но в первую же ночь Луиза сказала: «Мы на небесах, и они наполнены тихим и спокойным блаженством». Здраво и невозмутимо они обсудили второе письмо Алеф и ответ Луизы. А когда они приехали на взморье, то Клемент сразу подумал, что, увидев эту морскую стихию, Луиза начнет более отчаянно представлять, как духовно, так и физически, глубину ужаса недавних событий. Клементу даже на мгновение показалось, что такие отчаянные страдания вызовут у нее полное отвращение к жизни. Этого он очень опасался. Но его страхи не оправдались, напротив, забыв о спокойствии, Луиза отдалась ему с дикой отчаянностью познавшего бурю человека. Иногда, правда, по ночам, когда она лежала в его успокаивающих объятиях, у Клемента возникало такое чувство, будто они плывут по спокойным морским просторам.
