Книга Герои - Джо Аберкромби

– Что-то они запаздывают, – пробурчал Миттерик.

Вокруг стола стояло шесть стульев. На одном восседал новый лорд-маршал его величества, втиснутый в парадный мундир с аксельбантом и непомерно тугим для такой шеи воротником. Второе занимал Байяз, тихонько тарабаня сардельками пальцев по столешнице. На третьем примостился Ищейка, щурясь в сторону Героев; щеку ему временами подергивал нервный тик.

Горст стоял со скрещенными на груди руками, в шаге за стулом Миттерика. Рядом слуга Байяза со свернутой картой Севера. Позади, в пределах каменного кольца, но за пределами слуха, в картинно натянутых позах расположилась горстка самых старших армейских чинов из числа оставшихся. Печальное дополнение. Мид, Веттерлант, Винклер и еще многие уже не с нами. И Челенгорм тоже. Горст нахмурился. «Видно, быть со мной на короткой ноге – все равно что получить смертный приговор». А с южной стороны Деток, в парадном облачении, как на плацу, выстроился в полном составе Двенадцатый полк его величества; под прохладным солнцем поблескивал в положении «на плечо» лес алебард. Небольшое напоминание, что мы сегодня стремимся к миру, но более чем готовы к его альтернативе.

Лично Горст, несмотря на побитую голову, пылающую щеку и десятки ссадин и порезов – ушибы не в счет, что снаружи, что внутри, – к альтернативе был готов вполне. Даже, можно сказать, за. Причем очень. Просто руки чешутся. «Если на то пошло, какое применение я могу себе найти в мирное время? Обучать фехтованию недорослей-офицеров? Ошиваться при дворе хромым псом в поисках объедков? Отправиться королевским обозревателем сточных канав куда-нибудь в Колон? Или забросить к чертям наставничество, отрастить брюхо и стать загульным чудаковатым пьяницей, живущим на байки о былой славе. Ба, вон Бремер дан Горст! Когда-то он был чуть ли не первым стражником у короля, слыхали? Давайте-ка возьмем писклявому шутнику-забулдыге кувшинчик! А еще лучше десять, пускай при нас обоссытся!» Настроение портилось все сильнее. «Или… принять предложение Черного Доу? Вот так взять и отправиться туда, где о таких, как ты, народ слагает песни, а не хихикает за спиной. Где мир не наступает никогда. Вот он, Бремер дан Горст – герой-триумфатор, внушающий благоговейный страх всему Северу…»

– Ну наконец-то, – буркнул Байяз, вмиг кладя конец фантазиям.

По склону с Героев спускалась рать северян, поблескивали кованые ободы размалеванных щитов. Похоже, к альтернативе готов и враг. Горст вкрадчивым движением подвигал в ножнах запасной клинок, высматривая засаду. Можно сказать, лелея мысль о ней. Пусть хоть один приблизится на лишний шажок, и меч будет обнажен. «И мир станет лишь еще одним событием, которого в моей жизни так и не состоялось».

Но, к вящему его разочарованию, основная масса северян остановилась на пологом склоне, не доходя до Деток, не ближе, чем солдаты Двенадцатого. За камни ступила лишь небольшая группа. Среди них выделялся один поистине громадных размеров, с колышущимися от легкого ветерка черными космами. И еще один в золоченых доспехах, кого Горст, помнится, так увлеченно молотил по голове в первый день битвы. При воспоминании об этом рука невольно сжалась в кулак, а сердце сладко дрогнуло от желания проделать что-нибудь подобное вновь.

К столу приблизились четверо, но Черного Доу среди них почему-то не было. Возглавлял их какой-то красавчик в изящной накидке. Несмотря на перевязанную руку и свежий шрам посредине подбородка, держался он с эдакой небрежной, щегольской уверенностью. Доподлинно хозяин. «И я его уже ненавижу».

– Кто это? – пробормотал Миттерик.

– Кальдер, – ответил Ищейка с видом хмурым, как никогда. – Младший сын Бетода. Ох и змей.

– По мне, так червь, – вполголоса заметил Байяз. – Ну, Кальдер так Кальдер.

Его сопровождали два старых воина, один с бледной кожей, белыми волосами, в светлой меховой накидке, другой грузноватый, с широким обветренным лицом. За ними шел четвертый – на поясе топор, щека изуродована страшным шрамом. Немигающий глаз блестел, как металлический, но не это удивило Горста. А то, что он как будто его узнавал, хотя и смутно. «Я видел его вчера в битве? Или позавчера? Или где-то до этого, и потому…»

– Вы, должно быть, маршал Крой, – заговорил Кальдер с северным ацентом.

– Маршал Миттерик.

– Вот как!

Кальдер любезно улыбнулся.

– Приятно наконец с вами встретиться! Вчера мы стояли напротив – через ячменное поле, на правом фланге, – перевязанной рукой он махнул на запад. – Хотя для вас, видимо, на левом. Вояка из меня никудышный. Ваша атака была… грандиозна.

Миттерик сглотнул, над жестким воротником багровела шея.

– Знаете, я вот даже припоминаю, – он полез во внутренний карман и достал смятый, замусоленный клочок бумаги, – у меня от вас кое-что есть!

Он бросил клочок на стол. Через плечо разворачивающего листок Миттерика Горст разглядел какую-то писанину. Должно быть, приказ или что-то в этом роде. Миттерик почти сразу снова его скомкал, да так, что костяшки пальцев побелели.

– А это первый из магов! Наш с вами разговор был для меня прямо-таки уроком смирения. Но вы не беспокойтесь, с той поры у меня было множество других. Так что нынче более смиренного человека вы не сыщете нигде.

Впрочем, ухмылка Кальдера, когда он указывал на стоящих позади него закаленных седых стариков, свидетельствовала об обратном.

– Это Коул Ричи, отец моей жены. А это Бледноснег, мой второй. Не обойдем вниманием и моего почтенного воина…

– Хлада. – Ищейка с мрачноватой торжественностью кивнул человеку с металлическим глазом. – Давненько не виделись.

– Эйе, – шелестнул тот в ответ.

Просто, без рисовки.

– Ищейка, понятно, известен всем! – тоном тамады продолжал вещать Кальдер. – Закадычный друг Девятипалого, во всех песнях упоминается с ним чуть ли не на равных! У тебя все хорошо?

Вопрос Ищейка пропустил мимо ушей с отменным, хладнокровно-усталым пренебрежением.

– Где Доу?

– Ах Доу, – Кальдер состроил притворную гримасу сожаления.

Все в нем выглядит наигранным.

– С сожалением скажу, он не придет. Ни сейчас, ни когда-нибудь. Черный Доу ушел в грязь.

Последовала тишина, для Кальдера, судя по всему, на редкость упоительная.

– Он… мертв?

Ищейка откинулся на стуле. Как будто его известили об утрате близкого друга, а не заклятого врага. Воистину, подчас одно неотделимо от другого.