сдержанный язык юного Кенрика остался сдержанным навечно, я намеревался насладиться плодами своих трудов. Только накануне я получил подтверждение о получении денег, достаточных для организации новой экспедиции, и я планировал вылететь на следующей неделе. Пришедшее сегодня утром письмо Кинси-Хьюэтта, конечно, все меняет. Плоды моих трудов отняты у меня. Но никто не может отнять у меня само деяние. Если я не стану знаменит как открыватель Вабара, я буду известен как автор единственного, когда-либо осуществленного, совершенно идеально организованного убийства.
Я не желаю быть свидетелем триумфа Кинси-Хьюэтта. И я слишком стар, чтобы дожить до собственного триумфа. Но я могу зажечь пламя, перед которым пламя свечей на алтаре Кинси-Хьюэтта покажется жалким, бледным и скучным. Мой погребальный костер будет маяком, который станет светить на всю Европу, а мой подвиг на ниве убийства – девятым валом, который сметет Кинси-Хьюэтта и Вабар в мусорную корзину мировой прессы.
Сегодня вечером на закате я зажгу свой костер на самом высоком склоне самой высокой горы в Европе. Махмуд не знает этого. Он думает, что мы летим в Афины. Но он был со мной столько долгих лет, и он будет очень несчастен без меня. Поэтому я беру его с собой.
Прощайте, дорогой мистер Грант. Мне жаль, что человек Вашего интеллекта тратит свой талант в этой глупой организации на Набережной. Это было очень ловко с Вашей стороны – обнаружить, что Шарль Мартин был не Шарль Мартин, а некто, кого звали Кенрик, и я поздравляю Вас. Но у Вас не хватило ума обнаружить, что я – тот человек, который убил его.
Пожалуйста, примите это письмо как знак моего уважения и pour prendre congé[78]. Миссис Лукас отправит его в пятницу утром.
X. К. Херон Ллойд
Грант обнаружил, что миссис Тинкер ввела в комнату Теда Каллена и что она, должно быть, входила и раньше, потому что на столе у него лежал конверт из Ярда.
– Ну? – спросил Тед. Лицо его по-прежнему пылало от гнева. – Что теперь будем делать?
Грант пододвинул к нему письмо Ллойда.
– Что это?
– Читайте.
Тед взял листочки, всем своим видом выражая подозрительное к ним отношение, поискал подпись и погрузился в чтение. Грант засунул большой палец в конверт, присланный Картрайтом, и надорвал его.
Когда Тед кончил читать, он поднял глаза и уставился на Гранта, пребывая как бы в шоке. Когда он наконец смог заговорить, он произнес только:
– Мне кажется, я весь вымазан грязью.
– Да. Отвратительная штука.
– Тщеславие.
– Да.
– Так это тот рухнувший самолет, о котором писали вчера в вечерних газетах. Рухнул и сгорел на склонах Монблана.
– Да.
– Значит, в конце концов он бы все-таки улизнул.
– Нет.
– Не улизнул? Он же все предусмотрел, так ведь?
– Они никогда не могут все предусмотреть.
– Кто – они?
– Убийцы. Ллойд забыл о такой очевидной вещи, как отпечатки пальцев.
– Вы что, хотите сказать, что он все это делал без перчаток? Никогда не поверю!
– Конечно в перчатках. На вещах, которых он касался в купе, не было найдено ни одного его отпечатка. Только он забыл, что в купе были вещи, которые он держал в руках раньше.
– Какие?
– Документы Шарля Мартина, Евангелие и французский роман. – Грант постучал пальцами по конверту, лежавшему на столе. – Они сплошь покрыты отпечатками пальцев Ллойда. Они никогда не могут предусмотреть всего.
Глава пятнадцатая
– Вы выглядите прямо как жених, – радостно улыбаясь, заявил Уильямс утром в понедельник, тряся руку Гранта.
– Ну тогда, наверное, мне стоит поторопиться, чтобы меня обсыпали рисом. Как поживает сегодня ревматизм старика?
– О, кажется, отлично.
– Что он курит? Трубку? Или сигареты?
– Трубку.
– Тогда я лучше пойду к нему, пока барометр стоит на «ясно».
В коридоре он столкнулся с Тедом Ханной. Они поздоровались, и Ханна спросил:
– Где это вы напоролись на Арчи Брауна?
– Он пишет эпическую поэму на гэльском в отеле неподалеку от того места, где я жил. И его «вороны», кстати, это иностранные рыбачьи лодки.
– Да-а? – протянул Ханна, проникаясь интересом к теме. – Откуда вы знаете?
– Они столкнулись на одной вечеринке. Знаете, старое как мир «хочешь-сигарету-нет-нет-держи-ка».
– И конечно, это были не сигареты?
– Естественно. Я залез к нему в карман во время одного тура большой цепочки, а во время следующего положил все обратно.
– Не хотите ли вы сказать, что участвовали в деревенских танцах?
– Вы удивитесь, если я расскажу, что я делал. Я и сам немного удивлен.
– Отпуск пошел вам на пользу, – сказал Ханна. – Никогда не видел, чтобы вы так сияли. Ну просто слышно, как вы мурлычете.
– Как говорят далеко на севере, сам король мне не брат, – ответил Грант. И так он себя и чувствовал.
Он был счастлив не потому, что написал отчет, который собирался вручить Брюсу, и даже не потому, что снова чувствовал себя совершенно здоровым; он был счастлив от того, что юный Каллен сказал ему этим утром в аэропорту.
– Мистер Грант, – сказал Тед, торжественно вытянувшись, как хорошо воспитанный мальчик, который произносит маленькую прощальную речь, – я хочу, чтобы вы знали. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня и для Билла. Вы не можете вернуть мне Билла, но вы сделали кое-что более замечательное: вы дали ему бессмертие.
И действительно он сделал это. Пока пишутся и читаются книги, Билл Кенрик будет жить; и сделал это он, Алан Грант. Билла Кенрика похоронили, предав забвению, а он, Алан Грант, вытащил его на свет и поместил на подобающее ему место как открывателя Вабара.
Он отдал свой долг мертвому юноше из купе Б-Семь.
Брюс дружелюбно приветствовал Гранта, сказал, что тот хорошо выглядит (что не имело никакого значения, потому что то же самое он говорил и при их последней встрече), и предложил ему ехать в Хэмпшир по только что поступившему вызову хэмпширской полиции.
– Ладно, только если вы не против, сэр, я бы хотел сначала сдать дело об убийстве Кенрика.
– Какое дело?
– Вот мой письменный отчет о нем. – И Грант положил перед Брюсом аккуратную стопку листков-четвертушек – плод приятно проведенного дома воскресенья.
И когда он клал на стол отчет, он с удивлением и каким-то неясным чувством припомнил, что собирался положить перед Брюсом не его, а рапорт об отставке.
Какие странные идеи приходят человеку в голову во время отпуска. Он собирался в отставку, собирался стать фермером-овцеводом или чем-то вроде, собирался жениться. Что за странная идея. Что за невероятно странная идея.
Примечания
1
DВЕ (англ. Dame Commander of the British Empire) – женщина-кавалер ордена Британской империи 2-й степени.