в том, что они не признают в русском народе Церкви. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причты, я про наш русский “социализм” теперь говорю (и это обратно противоположное Церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным), – цель и исход которого всенародная и вселенская Церковь, осуществлённая на земле, поелику земля может вместить её. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нём присущую, великого, всеобщего всенародного, всебратского единения во имя Христово. И если нет ещё этого единения, если не созижделась ещё Церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, то всё-таки инстинкт этой Церкви и неустанная жажда её, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего несомненно присутствуют. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасётся лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм! Вот над присутствием в народе русском этой высшей единительно-“церковной” идеи вы и смеётесь, господа европейцы наши» (Достоевский. 27, 18–19).
330 «…Всё то, чего они желают в Европе, – всё это давно уже есть в России, по крайней мере в зародыше и в возможности, и даже составляет сущность её, только не в революционном виде, а в том, в каком и должны эти идеи всемирного человеческого обновления явиться: в виде божеской правды, в виде Христовой истины, которая когда-нибудь да осуществится же на земле и которая всецело сохраняется в православии» (Достоевский. 23, 41).
Христианское отношение к власти и насилию
Вопросы религии. 1906. Вып. 1. РОБ. Серия 1. С. 5–37. Подпись: Вал. Свенцицкий.
Статья, по-видимому, планировалась для издания отдельной брошюрой в РОБ (Серия 1. № 8) под названием «Самодержавие и освободительное движение с христианской точки зрения». Согласно КЛ, сборник с ней вышел в августе 1906 (датировка Колерова июнем ошибочна). 12 июля Ельчанинов извещал Флоренского: «“Вопр. рел.” ещё не вышли и, конечно, будут высланы тебе немедля по выходе. <…> О 2-м вып. “Вопр. Рел.” говорить рано» (Новый журнал. 2006. № 244). 4 сентября Булгаков писал Глинке: «Получил и прочитал наш сборник и нахожусь ещё в периоде острого им отравления. Объективно я им всё-таки доволен, потому что в корявой форме он содержит здоровое и даже значительное зерно. Это если не событие, то всё-таки, – факт и знамение. Но вижу, что сектантский догматизм москвичей так значителен, разногласия – при действительном единстве настроения – так велики и неустранимы (сравните хотя последнюю мою статью и Эрна), что с этим надо считаться. И я впервые вижу и чувствую, что мы, пожалуй, общего журнала вести и не можем, иначе расползётся хуже» (ВГ. № 48).
Журнальные рецензии не замедлили явиться. «Восстановление истинного христианства, очищенного от всей лжи, связанной с именем Христа, уже давно стало задачей всех тех, кто соединяет в себе искреннюю религиозность со способностью освобождения от внешнего авторитета церкви. Эта задача стала особенно настоятельной в нашем отечестве, где религия любви и свободы превращена официальным православием в религию самодержавия и обряда, религиозное воздействие на мир – в монашеское отречение от мира. <…> “Вопросы религии” занимают несомненно первое место по принципиальности поставленных вопросов, по глубине и тонкости их разрешения. Не с ораторским пафосом и лирическими излияниями приходится здесь считаться нашим фарисеям и книжникам во христианстве, но с неотразимою аргументацией, основанной на первоисточниках христианства, отрицать которых они не осмеливаются. <…> Но та связь Христа со всею человеческою культурой, которая так ясно обнаружена именно в настоящем сборнике, не должна ли заставить всех работников этой культуры лишний раз задуматься над основаниями теоретического отрицания христианства? <…> Прошла пора, когда можно было отмахиваться от христианства, как от религии попустительства всякого насилия и порабощения. Идейное отделение христианства Христа от христианства синодального теперь уже произошло <…> В статье Вал. Свенцицкого вопрос об отношении христианства к насилию получает чрезвычайно интересное в философском отношении разрешение. Автор допускает насилие, насколько оно делается во имя христианской свободы и, имея своим объектом человека, ставит его в то же время как цель, а не как простое средство» (Аскольдов С. Религия // Книга. 1907. № 11. 18 января. С. 15–16).
«Статья эта есть ничто иное, как приспособление вечных истин христианства применительно к запросам современности. Отсюда ряд таких выводов, с которыми трудно согласиться, вроде того, что христианское государство немыслимо, самодержавие абсолютно недопустимо с христианской точки зрения и т. д. Взгляд на насилие ещё более оригинален. Отвергнув принцип непротивления злу и осуждения насилия, автор переносит центр тяжести на цель и развивает теорию, близкую к иезуитству, допуская насилие с благочестивою целью». Характерный момент: далее П. В. Гидулянов утверждает, что именно цезарепапизм «спас нас от папизма и клерикализма», а то «неизвестно, куда бы завели наши духовные слепые иерархи» (Критическое обозрение. 1907. Вып. 2. С. 93–95).
«Свенцицкий <…> прямо называет современное церковное либеральное движение, направленное в сферу вопросов церковных, “полуистиной”. <…> Стремится к более далёким берегам <…> к “разрушению нагромождений лжи на нашем сознании и зла в нашей жизни”. А средства к этому указаны ясно в конце статьи» (Церковный голос. 1906. № 40. С. 1086–7). Отзыв Философова «Голос мирян» (Товарищ. 1906. 3 октября. № 77), где провозглашалась неразрывность абсолютизма и православия, стал частью дискуссии, продолженной на страницах журнала «Век» (Наст. изд. С. 422–435).
Гиппиус в рецензии «Без мира» (Весы. 1907. № 1) чётко определила основу сборника («Слово это – христианство. <…> Вера каждого в Личность Христа») и разницу в миропонимании его участников: у Булгакова – мягкость, нежность и терпимость, тихие мечтания; у Свенцицкого, верующего во Христа так же искренно и более пламенно, – суровость, беспощадность, резкость, похожая на жестокость. «За словами его так и чудится строгий коричневый лик со сжатыми бровями, с тяжким золотым нимбом, мерцающим в лампадных лучах. <…> христиане, вроде Булгакова, непременно должны пугаться и трепетать, когда он говорит. Пока говорит. Он для них неубедителен, но – внушителен». Один призывает фабрикантов и рабочих оставаться «мирно тем, что они есть, исподволь пропитывая свою жизнь христианским духом»; другой сурово осуждает похоть, которая растлевает человечество, и зовёт бороться с экономическим гнётом. Один отрицает в самой идее церковно-хозяйственные общины, которых не знает и в первые века христианства; другие (в т. ч. Эрн) ставят «общение имуществ» идеалом экономической жизни христиан. «С кем же Церковь?», – вопрошает Гиппиус, забывая, что должно быть и разномыслие, что «дух Иоанна» и «дух Илии» одинаково церковны (если только не вырождаются
