Книга Космическая трилогия - Клайв Стейплз Льюис

– Сэр, – спросила Камилла, – что такое Логрис?

Обед уже кончился, и все сидели у огня, Рэнсом – справа, Грейс в черном с серебром платье – напротив него. Поленья никто не шевелил, было и так слишком жарко. Парадные одежды светились и сверкали в полумраке.

– Расскажите вы, Димбл, – промолвил Рэнсом. – Теперь я буду мало говорить.

– Вы устали, сэр? – спросила Грейс. – Вам хуже?

– Нет, Грейс, – отвечал он. – Я скоро уйду, и все для меня как сон. Все радует меня, даже боль в ноге, и я хочу испить ее до капли. Мне кажется, я чему-то мешаю, когда говорю.

– А вам нельзя остаться, сэр? – спросила Айви.

– Что мне тут делать, Айви? – сказал он. – Смерть меня не ждет. Рана моя исцелится лишь там, где ее нанесли.

– До сих пор, – сказал Макфи, – смерть, если не ошибаюсь, ждала всех. Я, во всяком случае, исключений не видел.

– Как же вам их видеть? – сказала Грейс. – Разве вы друг короля Артура или Барбароссы? Разве вы знали Еноха или пророка Илию?

– Вы думаете, – сказала Джейн, – что мистер Рэнсом… что Пендрагон уйдет туда, где они?

– Он будет с королем Артуром, – сказал Димбл. – О других мне ничего не известно. Да, некоторые люди не умирали. Мы не знаем почему. Мы не знаем толком, как это было. В мире есть много мест… я хочу сказать, в этом мире есть много мест, в которых организм живет вечно. Зато мы знаем, где король Артур.

– Где же он? – спросила Камилла.

– На третьем небе, на Переландре, на острове Афалин, который потомки Тора и Тинидриль найдут через сотню столетий. Один он? – Димбл посмотрел на Рэнсома, и тот покачал головой.

– Значит, с ним будет и наш Пендрагон? – спросила Камилла.

Димбл помолчал, потом заговорил снова:

– Началось это, когда мы открыли, что почти все легенды об Артуре исторически достоверны. Однажды, в шестом веке, существовало явно то, что всегда существует тайно. Мы называем это Логрским королевством; можно назвать иначе. Итак, когда мы это открыли, мы – не сразу, постепенно – увидели по-новому историю Англии и поняли, что она – двойная.

– В каком смысле? – спросила Камилла.

– Понимаете, есть Британия, а в ней, внутри – Логрис. Разве вы сами не замечали, что есть две Англии? Рядом с Артуром – Мордред, рядом с Мильтоном – Кромвель, народ поэтов – и народ торговцев, страна сэра Филипа Сидни – и Сесила Родса. Надо ли удивляться, что нас считают лицемерами? Это не лицемерие, это борьба Британии и Логриса.

Он отхлебнул вина и продолжал:

– Много позже, вернувшись с Переландры, Рэнсом случайно оказался в доме старого умирающего человека. Это было в Кемберленде. Имя его вам ничего не скажет, но он был Пендрагон, преемник короля Артура. Тогда мы узнали правду. Логрис не исчез, он всегда живет в сердце Англии, а Пендрагоны сменяют друг друга. Старик был семьдесят восьмым Пендрагоном, считая от Артура. Он благословил Рэнсома. Завтра мы узнаем, кто будет восьмидесятым. Одни Пендрагоны остались в истории по иным причинам, о других не слышал никто. Но всегда, в каждом веке, они и очень немного их подданных были рукою, которая двигала перчатку. Лишь из-за них не впала страна в сон, подобный сну пьяного, и не рухнула в пропасть, куда ее толкает Британия.

– Ваш вариант английской истории, – сказал Макфи, – не подтвержден документами.

– Документов немало, – сказал Димбл и улыбнулся, – но вы не знаете языка, на котором они написаны. Когда история этих месяцев будет изложена на вашем языке, там не будет ни слова ни о нас с вами, ни о Мерлине с Пендрагоном, ни о планетах. Однако именно теперь произошел самый опасный мятеж Британии против Логриса.

– И правы, что не напишут о нас, – сказал Макфи. – Что мы здесь делали? Кормили свиней и разводили неплохие овощи.

– Вы делали то, что от вас хотели, – сказал Рэнсом. – Вы повиновались и ждали. Так было и так будет. Я где-то читал, что алтарь воздвигают в одном месте, чтобы огонь с небес сошел в другом. А черту подводить не надо. Британия проиграла битву, но не погибла.

– Значит, – сказала матушка Димбл, – Англия так и качается между Британией и Логрисом?

– Разве ты не замечала? – сказал ее муж. – В этом самая суть нашей страны. Того, что нам заповедано, мы сделать не можем, не можем и забыть. Посуди сама: как неуклюже все лучшее у нас, какая в нем жалобная, смешная незавершенность! Прав был Сэм Уэллер, когда называл Пиквика ангелом в гетрах. Хороший англичанин и выше, и нелепей, чем надо. А все у нас в стране или лучше, или хуже, чем…

– Димбл! – сказал Рэнсом.

Димбл остановился и посмотрел на него. Джейн даже показалось, что он покраснел.

– Вы правы, сэр, – сказал он и снова улыбнулся. – Забыл! Да, не мы одни такие. Каждый народ – двойной. Англия – не избранница, избранных народов нет, это чепуха. Мы говорим о Логрисе, потому что он у нас и мы о нем знаем.

– Можно попросту сказать, – возразил Макфи, – везде есть и добро и зло.

– Нет, – сказал Димбл, – нельзя. Понимаете, Макфи, если думать о добре вообще, придешь к абстракции, к какому-то эталону для всех стран. Конечно, общие правила есть и надо их соблюдать. Но это – лишь грамматика добра, а не живой язык. Нет на свете двух одинаковых травинок, тем более – двух одинаковых святых, двух ангелов, двух народов. Весь труд исцеления Земли зависит от того, раздуем ли мы искру, воплотим ли призрак, едва мерцающий в каждом народе. Искры эти, призраки эти – разные. Когда Логрис поистине победит Британию, когда дивная ясность разума воцарится во Франции – что ж, тогда придет весна. Пока же наш удел – Логрис. Мы сразили сейчас Британию, но никто не знает, долго ли это продлится. Эджстоу не восстанет из праха после этой ночи. Но будут другие Эджстоу.

– Я как раз хотела спросить, – сказала матушка. – Может быть, Мерлин и планеты немного… перестарались? Неужели весь город заслужил гибель?