страшится темноты, за мной!..
Огненные служители грудой столпились около Уриила, роняя на камни разрозненный водопад искр.
— Ур, ты уверен, что это хорошая идея? — засомневался Рафаил. — У Земли и так мало ресурсов. Без света как-то можно выиграть, но без сил…
— Мы сделаем все на собственных резервах. Мы же огненные ангелы, и у нас тоже была своя дневная норма энергии. Что, ее не хватит на какое-то поле? — ответил Уриил. — Вперед, ребята!
Он легко оттолкнулся от края и взмыл в небо. Благо, летать теперь не могли только воюющие ангелы, мирные по-прежнему жили собственной бесплотной жизнью. Серо-зеленые глаза Варха молча проследили, как по небу передвигается полтора десятка огненных фигур, неясных очертаниями, как водяные духи. Достигнув достаточной высоты и середины воображаемого купола над полем битвы, ангелы остановились в воздухе, выстраиваясь кругом. В следующее мгновение, как театральная люстра, ярко вспыхнули на небе живые свечи, пылающие на многие метры от своего тела. Резко осветились углы камней, воюющие ангелы и демоны, свет долетел до архангельской скалы, до мелочей озарился штаб дьявола.
— Класс, — восхитился Габри. — Я всегда говорил: главное — это правильный поставщик энергии и правильные братья.
Он покосился в сторону. Салафиил нашелся. Он стоял в нескольких метрах от братьев на коленях прямо на камнях и молился в окружении трех своих девушек-ангелов. Такая неприметная и всегда такая нужная молитва.
— Ур! Так держать! — крикнул Варахиил, показывая большой палец.
Уриил дал огненный шар вверх, как бы отвечая: держим, не волнуйтесь!..
— Ой, а что это? — вдруг спросил Илюша, которого снова прижимал к себе рукой, утопающий в огне начальник рыжеволосых ангелов.
— Где?.. — Ур повернул голову. Ребенок смотрел в сторону адского штаба. — А, ну это тебе еще рано… Потом объясню. Не смотри туда, смотри на битву, — ладони архистратига стали отворачивать лицо Илюши в другую сторону от скалы, где весьма в страстных объятиях слились Князь и его супруга. Ухнувшие в свой домашний водоворот страстей, они не сразу спохватились, что их отношения обнажились. Диане повезло, что ее целомудрия хватило чуть на дольше чем обычно, и одежда все еще красовалась на ее плечах, иначе все могло бы предстать перед всеми в более откровенном виде.
— Что за черт?! — вскрикнул Князь, отдергивая лицо от матовой, как белая шоколадка, шеи жены, на которой уже красовалось несколько красных вмятин от зубов. — Какого?!.. Урод недоделанный!.. — его хватило только на это в адрес Уриила. Князь потряс кулаком, желая достать с неба и задать трепку.
— Самуил, предупреждать надо! — прокричал в ответ Уриил. — Ладно, извини! Мы не смотрим!.. — он тактично отвернулся.
— Ничего не рано! — взбунтовался Илюша, с интересом заглядывая за ширму происшедшего. — Я уже все и так знаю!.. Они любовники, да?.. Мне Лиза и Заря все рассказали!..
— Чего только не узнаешь от третьих лиц!.. — Уриил перевел округлившиеся глаза на своих компаньонок.
— Рыжий кретин, — прорычал Самуил.
— У кого еще столько придурочной родни, — огрызнулась Диана. Она поправила платье, посылая угольки ненависти Уру и его помощникам.
— Илюша!.. Мы же тебе говорили, что это очень личное дело! Нельзя так глазеть на других! — без стеснения продолжила воспитание Лиза.
— А что в этом такого-то?! — ответила Зарина Уру, сдвигая брови. — Мы, ангелы познания, что, должны держать детей в неведении, по-твоему?! — поставила она вопрос ребром.
Помимо чужих разговоров внизу среди бьющихся четко стала отделяться пышущая мощью профессионализма пара. Это были Агнесс и Варфоломей. Они передвигались, перелистывая вокруг себя ангелов и демонов, крепко топча сапогами серые камни.
По лицу Агнесс не читалось ничего, кроме сосредоточенности и удивительной легкости. Она двигалась воздушно, преодолев многие метры скалы: дуэлянты то отступали от вершины на склон, то вновь начинали подниматься.
Перекошенное лицо Варфоломея сулило железные оковы, он бился с Агнесс, не выказывая фирменного вожделения, просто желая услышать хруст костей. За многие тысячи лет, особенно когда женщинам запретили воевать с воинами первой адской, он научился получать удовольствие только от боев с мужчинами, причем чем сильнее был соперник, тем… Он, как маньяк, искал господства над чужим телом и, как узурпатор, доказывал, что другого выхода нет. И вот теперь — Агнесс. Желая получить самого архангела, получил его помощницу, желая быть первым из первых, отбивался от настойчиво напрыгнувшей на него самки. Это не сулило ни славы, ни подвига, только загубленное время, упущенные драгоценные минуты, когда можно было еще доказать Князю, что он лучший. Или отомстить за неудачу господина? Варфоломей слишком хорошо понимал, что Князь быстро затушует свой провал, предав его забвению, а заодно и факт мести. Так или иначе Агнесс сидела на нем, как злобная заноза в ухе, и от нее надо было избавиться.
Пока помощница архангела парировала удары, шла в атаку, без устали реагировала и держала темп, предложенный ими друг другу, тем, кто смотрел на нее издалека, казалось, что ее окутывает музыка, и ангельская дева двигается как в сольном танце, навязывая Варфоломею свой стиль борьбы. Она играла партию порхающей по ветру богини. Инициатива оставалась за ней, красота боя исходила от нее, жесты рождали неведомую тактику. Всего этого не готов был признать Варфоломей.
— Вот это да! Ты посмотри, как идет! — выдохнул Варахиил, повиснув на плече Габри и во все глаза глядя на Агнесс.
— Никогда не видел ее такой! — изумился Габри. — Это не дуэль! Это первая скрипка! Это повелительница меча!..
— Это главный бой нашей девушки!.. Глядите, сейчас будет одержана победа чистоты! — воскликнул Рафаил. Его ангелы облепили его, как озерные цветочки, и смотрели за Агнесс. — Никогда не думал, что женщины сделают своим лучшим делом битву!.. Но она доказывает нам второй раз за сегодня, как мы ошибались!..
— Это не приемы Михаила, я их знаю, — поддержал Габри. — Я видел их тренировки, он не учил ее такому! Ах, Варх, приведи же Салфа, он должен ее видеть!..
Она взмывала, как журавль, удлиненная станом. Это не была богиня войны, но чистой красоты, вложившая в свою руку меч для того, чтобы он воплотил ее в бою. Лезвие летало в воздухе, описывая историю битвы, как кисть художника, и действуя как соизволение Всевышнего — знающее, предугадывающее, точное.
Силуэт превратился в изящество и силу. Она осталась женщиной, она стала ей заново, сочетающая грацию и необыкновенную меткость, предопределенную направленность, непохожую ни на что, явившуюся впервые во всей своей красе, новой струей среди отработанных маневров ангельского войска. Ее глаза сияли неземным светом, лишенные всех мужских правил, она, как бутон, раскрылась новой, и женщина воевала среди мужчин как женщина, не прячась, но высоко подняв голову, возносясь
