принимают покорную позу, а из памяти всплывали обрывки сна, клочки уродливого прошлого, от которого он много лет прятался в монастыре Покаяния. Не желая погружаться в кошмарные воспоминания, Кьяр нервным движением стёр с лица пот, пропел на церковном языке священную песнь и, не дожидаясь, пока люди покинут храм, проследовал в личные покои.
В комнате для уединённых молитв и молчаливых раздумий царил полумрак. За окнами, расположенными под самым потолком, серело небо. Со стены, расправив крылья, взирал с укором Ангел-спаситель. На подставке лежала раскрытая Книга Книг. Служка хотел зажечь свечи — Кьяр нетерпеливым жестом отправил его прочь и принялся ходить из угла в угол, позвякивая серебряными кольцами на одеянии.
По иронии судьбы прошлое, от которого он бежал, прибыло с ним в Шамидан в образе защитников веры, хотя, по мнению Кьяра, веру не от кого защищать. Люди не задумывались, верят ли они в Бога, не брали под сомнение его существование — вера являлась их врождённой потребностью. Просто они не понимали, почему теперь надо молиться стоя на коленях и каяться, даже если не согрешил. Почему женская красота — постыдный порок, а веселье — страшный грех. Люди не понимали, почему стали приспешниками дьявола знахари, трубадуры, шуты. Ведь одни облегчали страдания, другие делали жизнь радостней. Почему во время поста и в религиозные праздники нельзя исполнять супружеский долг и мыться в бане, а в году ни много ни мало двести красных дат. Эти и другие нововведения можно было спокойно объяснить народу, но Первосвященник выбрал путь насилия и принуждения.
Собираясь принять сан настоятеля монастыря, Кьяр выучил церковный язык, прочёл святое писание от корки до корки и догадался, почему Книга Книг до сих пор не переведена на современный язык, доступный всем. В откровениях Ангела-спасителя такая тонкая подоплёка, что каждый человек начнёт трактовать писание по-своему. Это вызовет шатание взглядов и разброд мнений и приведёт к расколу единой церкви. Появится толпа «Первосвященников», которые станут «продавливать» свои религии. Ибо религия — это не вера в Бога. Это всего лишь трактовка святых текстов кучкой могущественных людей.
Так думал Кьяр и радовался, что в монастыре Покаяния монахи и послушники не играли в грязные игры, а каялись и искупали грехи тяжёлым физическим трудом: помогали вести хозяйство вдовам, трудились на полях вместе с крестьянами, работали кузнецами, конюхами, каменщиками. А после вечерней трапезы в сотый раз рассказывали о былых грехах. С годами постыдное прошлое бледнело, истончалось, на душе становилось легче и начинало казаться, что говоришь не о себе, а о другом человеке.
Если бы Кьяру сказали, что скоро он покинет своих братьев по духу и присоединится к кучке людей, крутящих мир вокруг себя, — он бы не поверил.
Замена монашеской рясы одеянием Святейшего отца не пробудила его память, убаюканную образом жизни в монастыре. Защитники веры лишь всколыхнули её поверхность. Зато турнир вернул Кьяра в яркую и бурную молодость. Он вспомнил имена своих соперников, перед глазами пронеслись лица эсквайров и рыцарей из собственной свиты, заныли старые шрамы и некогда сломанные кости. Кьяра переполняла благодарность королю Рэну — за праздник души. Однако верность королю Джалею и Первосвященнику заставляла его произносить совсем другие слова, а не те, что рвались с языка.
Сегодняшний ночной кошмар швырнул его в прошлое, которое так долго он топил в глубинах памяти. Ещё недавно Кьяр радовался продвижению по службе и гордился собой. Теперь подозревал, что стал пешкой в чужой игре. Понять бы, какую роль ему отвели.
…Под ногами поскрипывали половицы, по стенам металась размытая тень. В окна барабанили капли дождя. Послышалось лошадиное ржание. Кьяр вскинул голову. В этот миг распахнулась дверь, и запыхавшийся служка доложил, что сэр Экил и его люди вернулись из поездки.
Кьяр проследовал в трапезную, обогнул столы и скамейки, вдыхая проникающие из кухни запахи. На завтрак обычно подавали свежеиспечённый хлеб, сваренные вкрутую яйца и постную похлёбку или кашу. Из напитков — эль или сидр. В такую жару пить простую воду опасно. Во всяком случае, так утверждали клирики.
Войдя в арочный проём, Кьяр очутился в мрачном коридоре, ведущем во флигель.
До приезда новоявленного Святейшего отца в пристройке жили прислужники. Сейчас их комнаты занимали защитники веры, разведчики и эсквайры. Оставшись без угла, днём слуги исполняли свои обязанности, а ночевать уходили в Просвещённый монастырь. Последние три месяца комнаты пустовали: сэр Экил и его воины объезжали молитвенные дома и монашеские общины. За это время Кьяр успел привыкнуть к тишине и одиночеству. На проповедях видел не толпу прихожан, а серое молчаливое пятно. Слышал только свой голос и эхо, летящее по залу, словно в храме он находился один. И лишь воспоминания о турнире, застрявшие в голове как заноза, будоражили кровь и напоминали, чего лишился младший сын герцога, носитель королевской крови, хозяин небольшой крепости и сюзерен сотни рыцарей. Чего он лишился, когда принял присягу защитника веры и отправился на поиски почестей и славы. Он потерял себя.
…Кьяр поднялся на второй этаж флигеля, прошёл ещё по одному коридору и толкнул дверь.
— Мы привезли вам дождь, Святейший отец, — проговорил бодрым тоном сэр Экил, стоя посреди комнаты с раскинутыми руками.
Эсквайры развязывали ремни, соединяющие стальные пластины кирасы. Шлем и оплечья с выдавленным изображением Ангела-спасителя лежали на столе. Двуручный меч в кожаном чехле стоял в углу. Слуга раскладывал на кровати вытащенный из сундука наряд из тонкой шерсти с богатой вышивкой на воротнике и рукавах.
— Я велю истопить баню, — сказал Кьяр и повернулся к служке, чтобы отдать приказ.
— Баня подождёт до вечера, — откликнулся Экил и, усевшись на край постели, вытянул ноги. Эсквайры схватились за его сапоги. — Надо подготовить и отправить послание Первосвященнику.
Кьяр насторожился:
— Что вы хотите ему написать?
Экил ощерился:
— Я? Ничего. Уже всё написано. — Дал пинка эсквайру. — Пошли вон!
Оруженосцы и слуга выскочили из покоев.
— Настоятели монастырей написали прошения приструнить короля Рэна. — Экил стянул через голову кожаную куртку и продолжил: — Он запретил им до конца уборочной направлять в деревни сборщиков подаяний. А ещё он приказал им провести опись имущества, реликвий и святынь. Вы знали об этом?
— Если вы запамятовали, я приехал из Дигора вместе с вами. В Фамальский замок не хожу, с королём не общаюсь. Прежде чем засучить рукава и приступить к работе, я хотел дождаться вас, чтобы узнать, как обстоят дела в молельнях и монастырях. — Кьяр опустился в кресло и принял вальяжную позу. — Скажу честно, я поддерживаю решения короля Рэна. После уборочной крестьяне
