— Нет, привратника найдем на месте. Видишь ли, я предлагаю тебе руку и сердце. Интересная у меня судьба, приходится предлагать себя самой. Ты мне отказываешь?
— Юна… — Сайгур почувствовал, как в душу вцепились когтистые лапы. — Не мучай меня. Ты же понимаешь, что этого не будет.
Юну не оттолкнул, наоборот, прижал к себе крепче. Хотя бы теперь, ещё немного.
— Не понимаю. Почему? — Она сама вывернулась из его рук, отодвинулась.
— Я теперь никто. Ты слишком хороша для меня, — объяснил он. — Слишком знатная леди.
— Неправда. Ты не об этом беспокоишься, — она села напротив Сайгура, прикрыв бедра одеялом, и смотрела строго.
— Не мучай, Юна, — опять попросил он, вспомнив заодно, что ни одной женщине не говорил ещё этих слов.
Потому что ни одна не мучила. Не смогла бы — ему не было до них большого дела. А Юна…
Она и счатье, и боль.
— Знаешь, о чём я беспокоюсь? — сказал он. — Ведь не выдержу, побегу за тобой. Только не смогу я быть с женщиной, у которой надо мной есть полная власть, как над цепным псом. Захочешь — снимешь цепь, захочешь — наденешь. Не смогу так.
Никогда так искренне не говорил, пытаясь объяснить, что на душе — было не с кем, да и не нужно.
— Не сердись. Иди ко мне? — он потянулся к ней, мечтая, чтобы опять легла под бок и побыла рядом, раз уж выдалось такое утро.
Юна на просьбу не отозвалась, напротив — села удобнее, сильнее прикрылась. И серьезно сказала:
— Послушай меня, Сайгур Кан. Вот смотри, — она протянула к нему руку. — Я слабая женщина. Захочешь — легко сломаешь. Ты сильнее меня во всём. Окажись я одна с тобой — что хочешь, то и делай. Но ты ведь не станешь? Знаю, что не станешь. Потому что уважаешь, да? И я надеюсь, что немножко любишь?
— Юна, — вздохнул Сайгур. — Не немножко. Я тебя без памяти люблю! И никому не позволю обидеть. И ты для меня… Да, я люблю тебя одну, и ценю, моя леди, и это навсегда!
— Я тоже люблю и уважаю тебя, Сайгур Кан, — строго сказала Юна, глядя ему в лицо. — И хотя судьба случайно дала мне силу и власть против тебя, я никогда не сделаю такого, что не позволит мне моя любовь и моё уважение. Ты единственный мужчина, который мне нужен. Когда ты смотрел на меня, там, в Дьямоне, когда ссорился с Фуниром, у меня в душе была весна. Но я считала, что это будет спрятано глубоко-глубоко, и никто не узнает. А если вдруг… я попрошу прощения, потому что это будет случайность…
— Юна, — он все-таки сгрёб её и прижал к себе. — Моя Юна. Я побегу за тобой как пёс, если нужно, и не отойду, и никому не отдам…
— Ну вот ещё, — она смеялась, прижимаясь к нему. — Мы подтвердим твой развод в Храме и обвенчаемся как можно скорее. Единственная потеря — это то, что наши дети не будут наследниками Тураи и князя. Но это им и так не светит. Ты меня слышишь?
— Да, любимая, — он улыбнулся в её волосы. — Вот печаль-то.
В это время где-то неподалёку, у княжеского дворца, зарокотали барабаны.
— Что это? — не понял Сайгур.
— О, хорошая новость, — Юна, кутаясь в простыню, слезла с кровати и подошла к окну.
Из окна, конечно, не было видно ничего. Но она объяснила:
— В Измире на свадебное утро вьют в барабаны, когда вывешивают простыню. Наверное, в Дьямоне этим утром распустился красный цветок.
— Рад за брата, — хмыкнул Сайгур. — Надеюсь, к их возвращению цветов будет охапка.
Он огляделся в поисках своей одежды, выцепил кое-то взглядом и принялся одеваться.
По рубахой лежало кольцо с фиолетовым камнем на ленте, Сайгур вернул его на шею.
— Что это? — Юна подошла. — Откуда это у тебя?
— Князь наградил за бой с Фуниром, — пояснил Сайгур. — Возьмёшь себе?
Он подарил бы сейчас Юне все сокровища мира, и тем более это маленькое колечко, годное для её пальчика.
И вдруг вспомнил — Фунир тверил, что они дерутся за Юну. Он точно это говорил! И недаром Юна так смотрит на перстень!
Она сунула средний палец в кольцо, и оно село как влитое.
— Это моё, — ссказала Юна. — Я его носила ещё девушкой, а потом потеряла где-то во дворце или в саду. Похоже, призом в вашем поединке была я?
Сайгур в ответ поцеловал Юну и… промолчал.
Эпилог
Многое случилось в Кандрии к весне.
В семье короля родится сын. Принцесса Гайда, сестра короля, вышла замуж за герцога преклонных лет, который приходился дядей королю Руата. А в графство Ви-Арден пришла радостная весь о приезде графского семейства.
Граф приезжает — это хорошо. Все-таки есть масса вопросов, которые следует решать ему, а не магистрату. И надо устроить торжественную встречу — как же иначе. Потрепанное войной графство пока не благоденствовало. Но ещё несколько хороших лет, и всё наладится.
Сначала графский обоз свернул с дороги к замку. Граф и графиня ехали верхом перед повозками, с ними, тоже верхом — семилетний мальчик. Девочка такого же возраста всю дорогу провела в повозке, но на подезде к замку граф взял её к себе в седло.
— Замок Ви-Арден! — девочка захлопала в ладоши. — Но он же без крыши, да, отец?
— Зато стены стоят, Илли. Много лучше, чем обещала твоя матушка. Где развалины с крысами, любимая? — граф с удовольствием разглядывал старые стены.
— Я, должно быть, немного ошиблась, — не стала та отрицать. — Но крыши нет. А крыс отсюда не видно. И работы здесь на всё лето!
Малышка Иллимена, которую недавно забрали из монастыря, где она воспитывалась, и которая родного отца не помнила совсем, вдруг по собственному желанию стала звать отцом своего отчима Сайгура Кана. Тому это нравилось. Рон Кан, тот самый мальчик и сын графа, сначала сердился, но успокоился после того, как с ним пошепталась графиня. Рон искренне обожал мачеху, но называть матерью пока не решался. У графа имелся ещё один сын, он упросил отца оставить его в Дьямоне с дядей, и Сайгур согласился, может быть, на время…
Когда владетели налюбовались замком, обоз свернул к городу. И жить графская семья пока будет в ратуше — едиственое настолько достойное знание, чтобы стать временным приютом графскому семейству. Но это пока замок стоит без крыши!
Хотя главные события, а именно торжественная встреча, шум, веселье и угощения, происходили на плошали у ратуши, не менее интересное событие случилось на улице Жестянщиков. Потому что кое-кто из графского обоза, побыв недолго у ратуши, отправился именно туда, к жестянщикам. Лорд и леди не спеша ехали верхом, а за ними следовала доверху груженая повозка. Мастера-жестянщики и их домашние выстроились вдоль улицы и глазели, не понимая, кого это и зачем к ним занесло…
Странные гости проехали почти до окраины, где стояли дома семейства Винов — людей уважаемых, но давно уже небогатых.
