графиня… – ответил ей Гюнтер. – Я вообще не любитель пустых комплиментов и если я говорю их, то потому что вижу что они заслуженны, как например, сейчас.
Баронесса смотрела на них, слегка прищурив глаза, на лице застыла дежурная улыбка. Графиня, бросив на неё быстрый взгляд, подхватила его под руку, одновременно, глазами показав сделать ему то же самое с Марией. Усмехнувшись, Гюнтер подчинился.
– А что мы тут стоим, друзья? – внезапно спросила Ребекка. – Сейчас наша баронесса должна сказать речь, а потом начнутся танцы, верно?
– Ты права, Ребекка, я совсем забыла об этом! – откликнулась баронесса, осторожно освобождаясь из-под его руки. Гюнтер не мешал ей, решив попробовать заставить её немного поревновать. Судя по поведению графини, та решила сделать то же самое.
– В таком случае, идём!
Они все вместе спустились в зал на первый этаж. Гюнтер шёл под руку с Ребеккой, которая слегка прижималась к нему, время от времени поглядывая на подругу. Мария же, со своей фирменной холодной улыбкой, шла рядом. Выйдя к середине зала, она подняла свою руку и музыка смолкла. Гости, оторвавшись от своих бесед и поглощения напитков, потянулись к ней, образовав большой круг. Баронесса улыбнулась и заговорила:
– Дамы и господа! Сегодня знаменательный день для всех нас! И не только для нас но и всего Рейха! Сегодня мы празднуем день рождения нашего фюрера! Человека, который не только сделал Германию сильной, но и вселил веру во всех нас! Что пришло, наконец, время, когда мечты каждого немца о единой и независимой Германии сбылись! Всего за семь лет наш фюрер сделал то что не смогли сделать множество курфюрстов и даже императоров! Он не только объединил страну и вернул нам наши исконные земли но и вселил немцам уверенность в себе, в своей жизни! И поэтому, в этот день, я хочу пожелать нашему фюреру, Адольфу Гитлеру, долголетия, верных соратников и дальнейших успехов в его нелёгком труде на благо страны! Хайль, Гитлер!
– Зиг хайль!!! Зиг хайль!!! Зиг хайль!!! – загремело в зале. Мужчины и женщины, подняв левой рукой бокалы с шампанским, кричали во весть голос. У некоторых в зале Гюнтер видел слёзы, у других горели глаза когда они вскидывали вверх правые руки. В этот момент они чувствовали себя одним целым, мощным кулаком готовым разбить или раздавить любого кто помешает им. Баронесса взяла свой бокал и, не отрываясь, выпила его до дна. Её примеру последовали многие, в том числе и Гюнтер с Ребеккой.
Оркестр грянул военный марш и многие мужчины стали подпевать ему. Гюнтер, в сопровождении графини, подошёл к Марии и сказал:
– Отличная речь, баронесса! И, главное, всё правильно сказали!
– Вы правы, оберштурмфюрер, я тоже так думаю! Наша Мария хоть и не любитель ораторствовать как доктор Геббельс, но если всё-таки скажет то всегда по делу! – поддержала его графиня. – Кстати, вы не будете возражать если мы все станем называть друг друга по имени? Все эти звания и титулы иногда так утомляют.
– Я не против, Ребекка! – улыбнулся он. Графиня повернулась к подруге и та, нехотя, кивнула.
– Вот и хорошо, Гюнтер! – начала Ребекка. – А теперь, я хотела бы..
– Гюнтер!!! Вот ты где! А мы тебя ищем! – откуда-то налетели на него дочери баронессы, обдав его ароматом своих духов и оглушив криками. Марию и Ребекку ненароком оттеснили и они немного ошарашенно наблюдали за этой сценой.
Гюнтер с удовольствием любовался ими. Все три сестры были красивы по своему и вечерние наряды усиливали это впечатление. На Ирме красовалось голубое платье с шарфом того же цвета на плечах. Амалия выбрала себе ослепительно-белое платье с кружевами на груди. А Грета предпочла одеть нежно-розовое, с длинным подолом.
– Девочки, скажу вам честно! Будь у меня три брата-близнеца, обязательно бы рекомендовал им познакомиться с вами, пока какие-нибудь ушлые ухажёры не опередили их! – с искренним восхищением произнёс он. Да ему и не требовалось притворяться, все три красавицы буквально сияли своей молодостью, красотой и жаждой жизни.
Все три девушки весело рассмеялись. К ним присоединилась улыбнувшаяся баронесса вместе со своей подругой. Внезапно заиграла какая-то мелодия и Ирма встрепенулась:
– Гюнтер, пойдём танцевать! Я первая!
Не успел удивлённый Гюнтер понять в чём дело как уже кружился в танце с дочерью баронессы, обхватив одной рукой её талию а другой держа за ручку. В своём мире он танцевать не слишком умел, но сейчас, видимо, помогла память тела, потому что его движения получались изящными и правильными. Странно, он даже не может вспомнить как называется этот вальс, а тело спокойно танцует, как на автопилоте. Удивительное ощущение! Главное, не пытаться его контролировать.
Глаза Ирмы, устремлённые на него, светились радостью, улыбка на губах не покидала их. От быстрых, стремительных движений вальса с её плеч слетел голубой шарфик, но когда он хотел подобрать его, она крикнула:
– Нет, Гюнтер, оставь! Не останавливайся!
Он подчинился и забыл об этом. Чувствовать рукой стройное женское тело было восхитительным ощущением. Гюнтер знал что некоторым людям приедаются многие чувства, даже сам секс. К счастью, у него такого не было и в помине. Возникло сильное желание покрепче схватить это тело, прижать к себе, чтобы почувствовать его вплотную, а потом… Стоп, Гюнтер, очнись! Что за буйство гормонов? – попытался он прийти в себя. Или это дар богини развивается, делая его гиперсексуальным? В конце концов, Ирма дочь баронессы, женщины которая ему нравится. Более того, ему нужно свести с ней знакомство, чтобы проникнуть в высший свет. А если он хотя бы даст ей намёк что ему нравится её дочь… Последствия будут печальными. Так что надо успокоиться. Глубокий вдох и выдох… А теперь повторить. И ещё раз!
Танец закончился, но только Гюнтер хотел отойти за новым бокалом, как заиграла следующая мелодия и, откуда не возьмись, перед ним появилась слегка смущённая Грета. Потупившись, она остановилась перед ним. Незаметно вздохнув, он снова улыбнулся и, положив руку на талию девушки, снова закружился в танце. За всё время танца девушка так и не осмелилась поднять на него взгляд, крепко вцепившись в Гюнтера. Он сам тоже решил не форсировать разговор и очень удивился, обнаружив что его рука каким-то образом слегка сползла с талии и теперь покоилась, скорее, на верхней границе
