Поэтому зашумели дружнее.
– Давай, Андрей, комиссаров сюда! – закричали старшие.
– Выводи их, полковник, на свет божий! – поддержали младшие.
– Ладно, братья! Мы с батькой Семеном тоже так думаем, – ответил Абазин и скрылся в хате.
Через минуту на крыльцо вышли все четверо: впереди – комиссары, за ними – полковники.
Над толпой прокатился глухой гомон.
– С чем приехали, паны комиссары?
– Говорите, а мы послушаем!
Порадовский и Монтковский переглянулись. Видимо, их встревожило недовольство толпы.
Начал говорить Порадовский.
– Панове! Вы хотите знать, зачем мы приехали к вам и о чем говорили с вашими полковниками? Скажу… Коронный гетман Станислав Яблоновский по поручению короля прислал нас сюда, чтобы набрать охочих в поход на турок… Лазутчики доносят, что султан не смирился с поражением и готовится вновь выступить против союзников. Не исключено, что уже этим летом он нападет на Речь Посполитую…
– Так и защищайтесь сами!
– Не пойдем! Не пойдем!
– Один раз обманули, больше не выйдет!
– Панове, панове… – пытался перекричать толпу Порадовский.
Его не желали слушать.
– Деньги отдайте вдовам и сиротам тех, кто погиб под Веной и под Парканами!
– Всем отдайте! Ведь мы поделились своей частью с семьями погибших! Стало быть, вы обманули и живых, и мертвых!
Порадовский покраснел. Монтковский отступил назад, словно примерялся шмыгнуть при малейшей опасности в дом.
Вперед шагнул Семен Палий. Встал рядом с Порадовским. Поднял руку. Гомон над майданом унялся.
– Братья! Я согласен с вами! – крикнул он. – Полковник Абазин тоже… Мы целый час доказывали панам комиссарам, что они должны сперва выполнить прежние обязательства и только потом звать нас в новый поход.
– Правильно! Правильно!
– Землю свою мы защищаем не за плату, а из любви к ней и хотим, чтобы она всегда была свободной и кормила нас и детей наших! Но когда воин идет в наемный поход, он должен иметь оружие и коня, должен быть уверен, что его жена и дети будут сыты в его отсутствие… Для этого казаку нужно заплатить! А как поступили вы, паны комиссары? Обещали одно, сделали другое… Прислали едва ли половину того, что сулили!
– Государственная казна опустела – неоткуда взять, – выдавил из себя Порадовский. – Все, что прислал Папа Римский, мы до шеляга отдали вам! Больше платить нам нечем…
– Дешево же цените вы нашу кровь, панове! Обхитрили нас, как хотели, а теперь имеете нахальство опять обращаться за помощью! Не выйдет! – Палий разгневался, голос его дрожал.
Порадовский напыжился, надменно посмотрел на полковников.
– Не я обманывал вас, панове! Як бога кохам! Езжайте к тем, кто над нами… Просите их…
– Что-о? Просить?! – Палия передернуло. – Мы столько крови пролили, да еще просить? Не поедем мы побираться! Тебе ж, пан Порадовский, поручаем передать вот эту нашу благодарность вельможному панству за лицемерие и обман! – С этими словами Палий неожиданно ударил комиссара ладонью по щеке. – Не тебя бью, а их! А у тебя за это прошу прощения…
Порадовский в первое мгновение растерялся. Потом потянулся к сабле. К нему кинулся Монтковский, удержал.
– Ради Бога, пан! Посекут в капусту! Что греха таить, справедливо нас обвиняют… Глаз не могу поднять от их обвинений!
Порадовский зло глянул на Палия.
– Ну этого я тебе никогда не забуду, полковник! Пока жив, не забуду! – Он сбежал с крыльца и пошел прямо на казаков.
Казаки расступились, давая ему проход. Монтковский последовал за ним. Когда комиссары удалились, Абазин тихо сказал Палию:
– Не следовало так делать, Семен!
Однако казаки, стоявшие поблизости и слыхавшие это, зашумели:
– Правильно! Правильно!
– Не его же я бил, а в его лице тех, кто над ним!
Но тут же Палий с досадой махнул рукой.
– Может, и не следовало. Погорячился… Впрочем – пусть знают! Черт с ними! Теперь и ломаного гроша не пришлют!
Вперед протиснулся Свирид Многогрешный.
– Панове полковники, дозвольте слово молвить! Вам и всему товариству!
– Ну говори! Чего хочешь? – разрешил Абазин.
Многогрешный взбежал на крыльцо, скинул шапку.
– Братья, поручил мне наш гетман Юрий Гедеон Вензик Хмельницкий бить челом вам… Зовет он вас, братья, под свои знамена!
– Это под турецкие, значит? – грозно спросил Палий. Он еще не совсем успокоился после стычки с Порадовским. – Чтобы опять орда и янычары топтали нашу землю, а нас вырубали под корень? Прочь отсюда, выродок! Прочь, собака, да живо! Не то отведаешь моей сабли!
– Убирайся вон! Долой! – закричали казаки.
– Гони его ко всем чертям!
Многогрешный съежился, надвинул шапку и сбежал с крыльца.
3
Конный отряд, сопровождавший комиссаров в поездке на Украину, готовился к отъезду. Жолнеры седлали коней, приторочивали к седлам дорожные саквы. Сами шляхтичи сидели в корчме возле окна и ели вкусную горячую колбасу-кровянку, запивая ее холодным, из погреба, пивом.
Оба молчали. Маленький, круглый, как бочонок, черночубый Монтковский был ниже чином и не смел первым начать разговор, видя, в каком скверном настроении Порадовский. А тот, высоченный, рыжий, все еще пылал от стыда и злобы из-за безболезненного, но оскорбительного удара Палия, из-за того, что придется теперь возвращаться, не выполнив поручения Яблоновского.
Они уже кончали трапезу, когда в дверь прошмыгнул Свирид Многогрешный и в почтительной позе замер у порога.
– Прошу прощения у вельможных панов… Мне хотелось бы поговорить с панами о том, что их интересует, – льстиво произнес он.
– А что нас интересует? – вытаращился на него Парадовский.
– Я был на Выкотке в то время, как этот разбойник Палий…
– На что пан…
– Сотник Свирид Многогрешный.
– На что пан Многогрешный намекает? – грозно спросил Порадовский.
– Прошу вельможного пана на меня не сердиться. Что было, то было… А вот про то, что будет, хотел бы поговорить. Пан комиссар сам понимает, что речь пойдет про того разбойника…
– Палия?
– Да.
Порадовский подумал, вытер ладонью жирные губы.
– Ну что ж, послушаем…
Многогрешный суетливо приблизился и примостился у стола. Оба комиссара впились в него глазами.
– Панове, я хотел тайно доложить вам, а через вас – гетману Яблоновскому о ненадежности Палия… Пан король дал ему приговорное письмо на Фастов и окрестные земли, осчастливил его своей милостью. Он же – Палий – замыслил черную измену супротив короля…
