— По-моему, только человек, совершенно равнодушный к красоте жизни, может не любить наши места, — говорила она, и я с удивлением заметил, что ее блеклые глаза засветились подлинным чувством. — Здешняя природа могуча и величественна. Она — как свет радости, проникающий в самую душу. Бесконечность моря и гордая суровость гор — это удивительное слияние двух противоположных начал, слияние неповторимое и поэтому особенно волнующее…
Она задумалась и несколько мгновений молчала, уйдя мыслями далеко-далеко.
— И люди здесь бывали тоже неповторимые, — почти прошептала она, и мы опустили глаза, словно увидев ненароком что-то, не предназначенное для посторонних взглядов. — Большие люди…
Голос ее дрогнул.
— Вот вы, молодые физики, изобретатели, вы живете ясно. Для вас все в жизни просто. Но ведь это не так! — сказала она с болью, и мы с удивлением взглянули на нее. На мгновение нам показалось, что перед нами совсем незнакомая женщина. Я видел, что и Гошка поражен неожиданным превращением. Глаза ее горели. Не глядя на нас, она стала читать стихи:
Ввысь, в червленый
Солнца диск —
Миллионы
Алых брызг! Гребней взвивы,
Струй отливы,
Коней гривы,
Пены взвизг!
Ее голос звучал с мрачной торжественностью, настолько диссонировавшей с брызжущей радостью стиха, что у меня мороз пробежал по коже.
Я открыл было рот, желая что-то спросить, но Гошка вовремя наступил мне на ногу. Мария Ивановна, подняв лицо, смотрела куда-то поверх моей головы. Я обернулся и увидел мужской портрет, на который прежде не обращал внимания.
Я задумчиво вертел в руках ложку и рассматривал лицо неизвестного мужчины, давно ушедшего из жизни, но оставившего в ней яркий луч, неожиданно озаривший и нас.
И именно в это время…
Все произошло почти одновременно. Наверху раздался звон вылетевшего стекла, грохот падающих предметов и дикий, леденящий душу визг. Свет погас, и нас окружила темнота.
Ошеломленные, мы вскочили. Что-то грохотало и трещало над нами. Мария Ивановна закричала. Я бросился по лестнице наверх. Ужасный, пронзительный вопль рвался мне навстречу из-за двери лаборатории.
Не помня себя, я рванул дверь так, что отлетел замок. В ту же секунду что-то ударило меня по ногам. Я покатился по темной лестнице рядом с чем-то огромным, живым, и это живое вопило, вопило, вопило! Страх придал мне силы, и я попытался схватить неизвестное существо, но оно метнулось через комнату и исчезло в распахнувшейся от сквозняка двери.
Мария Ивановна лежала в обмороке. Гошка прыгал ко мне на одной ноге со свечой в руке.
— Что это? — пролепетал я.
— По-моему, свинья, — ответил он растерянно. — Скорее наверх!
В лаборатории пахло горящей резиной. Разбитый аппарат валялся на полу среди осколков оконных стекол. Но это было не самое страшное. Хуже было другое. Замкнулись какие-то провода, и веселые огоньки бежали по обоям и занавескам, окутывая комнату едким дымом.
Героическими усилиями нам удалось сбить огонь. Но в тот момент, когда я затаптывал тлевшую гардину, давя попутно остатки аппарата, мне в спину уперлось дуло автомата, и повелительный голос сказал: «Руки вверх!».
Ангелы неба
Мы с женой приехали в аэропорт минут за тридцать до времени, указанного в приглашении. В холле второго этажа, возле стеклянной стены, сквозь которую виднелось летное поле, две телекамеры нацелились на небольшую группу сотрудников
Института волновой энергии, окруженную толпой корреспондентов. Отвлеченный сверканием фотовспышек, я не сразу заметил, что на вопросы журналистов отвечал мой научный руководитель доктор технических наук Григорий Петрович Аверин.
— Конечно, я понимаю, что только в самых общих чертах смог объяснить вам принцип действия аппарата, — говорил он. — Поэтому разрешите показать вам аппарат в работе. Установка, которую вы увидите, уже подготовлена к серийному выпуску. Можно смело утверждать, что мы стоим на пороге очередной технической революции — на этот раз в транспорте…
Кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся и увидел Марию Ивановну.
— Здравствуй, Аркадий, — сказала она, протягивая нам руки. — Здравствуйте, Танечка. А я только с самолета. Вас уже можно поздравить?
Она обняла мою жену, и они трижды поцеловались.
— Мы расписались неделю назад, — сказала Таня. — Вы приехали как раз к свадьбе.
— Мы отложили ее до испытания, — пояснил я. — Вы же знаете своего племянника: он бы попросту позабыл приехать на свадьбу.
— Летом жду вас к себе, — сказала Мария Ивановна. — Дом я давно отремонтировала, так что в любое время верхние комнаты ваши. Можете поджигать снова.
Мы рассмеялись. Тогда, во время пожара, пограничники решили сперва, что мы сами подожгли дом, заметая следы. Их приборы засекли злополучную свинью еще над морем и проследили весь ее путь. Нарушение границы было налицо — мы сразу поняли это, когда нам предъявили карту с нанесенным на нее маршрутом «неизвестного предмета, нарушившего территориальные воды Советского Союза», как было сказано в протоколе. Нам стоило большого труда убедить начальника заставы, что таинственным образом прилетевший к нам «неизвестный предмет» — всего-навсего непонятно откуда взявшаяся свинья, случайно попавшая в луч аппарата, который Гошка по рассеянности не выключил. Но нас поразило другое. Карта ясно показывала, что свинья прилетела к нам со стороны открытого моря. До этого мы совершенно не подозревали, что луч может искривляться в гравитационном поле планеты. Со школьной скамьи мы знали, что луч — это луч, и кривым он быть не может. Поэтому мысль о том, что свинья прилетела с той стороны моря, показалась нам настолько нелепой, что мы стали бурно настаивать на недостоверности карты и этим поначалу только усугубили свое и без того двусмысленное положение.
Пока мы, путаясь и сбиваясь, отвечали на ехидные вопросы начальника заставы, пока заполнялись листы протоколов и перевязывались наши ссадины и ожоги, наряд пограничников вылавливал нарушительницу границы. В эту суматошную ночь многие любители ночных прогулок с удивлением наблюдали, как пограничники с автоматами Калашникова за спиной мчались, топая сапогами, по тихим улочкам за огромной черной свиньей, оглашавшей окрестности истошным визгом. Нарушительница была наконец схвачена и после тщательного осмотра приобщена к делу как вещественное доказательство.
К чести пограничников, они разобрались во всем гораздо раньше, чем мы сами. Они же вскоре показали нам заметку, о которой я упоминал в начале этого рассказа.
Увлеченные разговором, мы не заметили, что все приглашенные уже перешли на смотровой балкон, а около нас остановилась группа иностранных туристов, окружившая работника аэропорта.
— Уважаемые дамы и господа! — сказал он по-английски. — Мы приносим вам самые глубокие извинения за незначительную задержку вашего рейса. Но разрешите надеяться, что зрелище, которое вы сейчас увидите, полностью вознаградит вас за потерю времени.
