И только одна светящаяся точка продолжала тлеть в темноте: хрустальный фонарик... При чем здесь он? КАК ДВА ФОНАРИКА... И ПОХОЖИЕ, И РАЗНЫЕ... Это Шизей!..
Вот теперь иди ко мне, сестра моя, любовь моя, думал Сендзин. Вот теперь ты мне нужна. Темные кольца его сознания поползли вперед, ощупывая стену сознания Николаса. Но стена уже не была бесформенной грудой. На ее изгибе сверкал кристалл его сестры. Шизей тянулась к нему, и Сендзин потянулся к ней, но был встречен страшным мстительным смерчем, сотканным из тумана. Шизей! — кричало его сознание. Николас рылся в кармане, но пальцы не слушались: они были словно налиты свинцом. Боль терзала его тело, сердце стучало с такой неистовой силой, словно собиралось взорваться.
Вот он, изумруд тандзянов, данный ему Шизей. Последним усилием воли Николас сжал его рукой. И тотчас же почувствовал, что какая-то неистовая сила подхватила его и понесла прямо на Сендзина, все быстрее и быстрее, как будто два невероятно мощных магнита движутся навстречу друг другу, чтобы коснуться. И они коснулись...
Среди пляшущего огня, заполнившего сознание Сендзина, была небольшая пазуха, вроде как пустота. Он смотрел на нее как бы издалека и думал, полный отчаяния, что он покинут, предан существом, которое сам создал. Его единственной любовью. Его последним кошмаром. Женщиной-Демоном Шизей...
Ограненный изумруд будто превратился в клинок: коснувшись груди Сендзина, он пропорол кожу, ткани, сухожилия и кости. Кровь фонтаном брызнула из рассеченной груди, обдав Николаса, лестницу, стены. Тело Сендзина изогнулось дугой. Его глаза выпучились, рот раскрылся в беззвучном крике. А потом свет и жизнь покинули его, будто божественная рука потушила огарок.
* * *
Шизей закричала и рванулась. Если бы она не схватилась за широкие плечи Конни Танаки, она бы неминуемо упала, почувствовав смерть своего брата-близнеца, как Земля чувствует затмение Солнца.
Она судорожно хватала ртом воздух. Ощущение было такое, словно жестокий скальпель хирурга в мгновение ока отсек у нее какую-то важную часть тела, к которой она так привыкла за годы своей жизни.
Тьма, жуткий холод бесконечной ночи. А затем, как по волшебству, из схваченной морозом почвы выбежал нежный росток. Свет и тепло возвращались.
Один удар сердца: тук! — вместо двух: тук-тук! Тишина взамен пляски смерти; спокойствие, сменившее лихорадочный звон. Шизей начала дышать. Темные, блестящие кольца сознания Сендзина отпустили.
— С тобой все в порядке? — спросил Конни.
— Да, — с трудом выдавила Шизей. — Теперь все.
* * *
И тотчас же боль стала отпускать Николаса. Бренная оболочка Сендзина Омукэ, дорокудзая, лежала, раскинувшись, на ступеньках лестницы, жалкая, как всякий прах. Темные колебания прекратились.
Дальние звоны, как эхо, потом — тишина.
Кокоро успокоилось.
Остров Марко — Токио — ВашингтонВремя настоящее, лето — осень
Солнце сияло над всей юго-западной Флоридой, когда Николас и Жюстина проезжали на взятой напрокат машине через дамбу Сан-Марко, чтобы попасть на остров Марко.
Лью Кроукер и Аликс встретили бы их в аэропорту Форт Майерс, если бы не неожиданно подвернувшийся фрахт: пришлось выйти в море. К полудню должны вернуться.
Николас свернул на бульвар Коллиера, направляясь в сторону доков, где была стоянка Лью. Они проехали мимо роскошных частных вилл, окруженных буйной тропической зеленью, затем мимо кооперативных стандартных домиков, стоящих вдоль берега, о который ласково плескались прозрачные волны Мексиканского залива.
Николас заехал на стоянку, выключил двигатель. Какое-то время они сидели неподвижно, прислушиваясь к ветру, шевелящему пальмовые листья, к крику чаек, наблюдая за пеликанами, как те по-змеиному извивали шею, процеживая сверкающую алмазами воду в поисках пищи.
— Жюстина, прости меня, — сказал вдруг Николас. — С самого начала я отгородился от тебя. Я думал, что так будет лучше, что так я смогу спасти тебя от того, что неминуемо должно было случиться со мной. — Он взял ее за руку. — Но это еще не все. Я отгородился от тебя даже раньше. Я так радовался, что вернулся в Японию, что мне просто в голову не приходило, что ты можешь относиться к этому иначе — что ты НЕ МОЖЕШЬ НЕ ОТНОСИТЬСЯ к этому иначе. Ты не знала языка и обычаев страны, среди моих знакомых не было твоих сверстниц, с кем ты могла бы подружиться. И, главное, ты скучала по дому.
— Ник...
— Не перебивай, дай мне закончить. — Соленый ветерок играл ее локоном. — По иронии судьбы, благодаря Сендзину я обрел тебя снова, начав понимать корни нашей размолвки. Но затем я предал тебя во второй раз. Я использовал тебя, чтобы заманить в ловушку Сендзина, лишить его хотя бы части его могущества, которое росло с каждым часом. Я подставил тебя. Это был рассчитанный риск, признаюсь, потому что я уложил тебя на кушетку в самом центре сцены во время представления страшной пьесы, которую я сочинил. Но...
Рука Жюстины прикоснулась к его губам, заставив замолчать. Солнце сияло в ее глазах, отчего они стали зелеными-зелеными. Красные точечки плавали в этой зелени, как отблески далеких костров.
— Ник, если бы ты знал, как сильно я тебя люблю! Слова ничего не значат. Но ты можешь заглянуть в мою душу — после событий последних дней, я знаю, ты умеешь это делать. И ты почувствуешь, что чувствую я. — Она поднесла его руку к губам, поцеловала ладонь. — Я благодарю Бога за то, что он внушил тебе рассказать мне все как есть и что это не то, чего я так боялась. Ник, долгое время я была убеждена, что твоя неприязнь ко мне вызвана тем, что ты винишь меня в смерти нашей дочери.
— Жюстина, как ты могла...
— Помолчи, пожалуйста. Дай мне закончить. Беда моя заключалась в том, что я действительно мучилась от чувства вины. Ты об этом не знаешь, потому что я боялась в этом признаться даже самой себе, но меня приводило в ужас, что у меня родится ребенок. И когда наша дочь умерла, мне запала в душу мысль, что мой страх каким-то образом убил ее...
Она откинула локон со лба.
— А что касается Сендзина, ты сделал то, что был вынужден сделать. Не ты меня вовлек в кровавую драму, а Сендзин. Твоя реакция на это была единственно правильной. Никто, кроме тебя, не смог бы остановить его. В этом я уверена.
Она крепко поцеловала его в губы.
— Теперь все позади. Во мне растет новая жизнь. Наше дитя, Ник. И я не боюсь этого. Я хочу его так же страстно, как я хочу тебя. И очень скоро мои желания сбудутся, и это будет чудесно.
Она положила ему голову на плечо, почувствовала силу его рук, обнимающих ее.
— Господи, как я тебя люблю, — прошептала она.
Из-за мыса вынырнула лодка Кроукера. На носу стояла Аликс. Держа руку щитком над глазами, она старалась разглядеть их на берегу. Они замахали руками, и Аликс улыбнулась, махая в ответ. Через десять минут лодка подошла к причалу. Аликс сразу же спрыгнула на доски и помчалась к ним, чтобы поскорее обнять. Лью Кроукер помогал своим клиентам с их уловом: потрясающей величины меч-рыбой.
