Джьерн подчинился: открыл железный ящик и выпустил наружу шар света. Он не стал спрашивать, откуда монах узнал о сеоне. Воины Дахора славились как любимцы вирна, и их предводитель знал многие секреты.
— Сеон, я хочу поговорить с королем Эвентио.
Сеон подчинился, и вскоре его свет растекся, превратившись в гордое лицо полного мужчины.
— Я не знаю тебя, — заявил Эвентио. — Зачем ты вызвал меня посреди ночи?
— У меня твоя дочь, король. — Дилаф сильно ткнул принцессу локтем. Девушка поневоле вскрикнула.
Голова Эвентио повернулась, как будто высматривая источник крика, хотя он мог видеть только лицо Дилафа.
— Кто ты?
— Я Дилаф, граждет Дахорского монастыря.
— Доми милостивый… — прошептал король.
Глаза монаха прищурились, и он злобно усмехнулся.
— Я думал, что ты обратился в истинную веру, Эвентио. Но неважно. Разбуди свое войско, и пусть они соберутся на кораблях. Я прибуду в Теод через час, и, если меня не встретит полная и безоговорочная сдача, я убью девчонку.
— Отец, не надо! — закричала Сарин. — Ему нельзя доверять!
— Сарин? — тревожно спросил король.
— Один час, — прервал его Дилаф.
Тут он провел рукой по воздуху, и недоуменное лицо короля исчезло, оставив только гладкий светящийся шар.
— Ты собираешь перебить и теоданцев? — по-фьерден-ски сказал Хратен.
— Нет, их уничтожат другие. Я хочу убить только их короля, а потом сжечь корабли вместе с матросами. Когда армада будет уничтожена, вирн высадит в Теоде армию и во славу Джаддета сотрет страну в порошок.
— Ты зря идешь на такие меры. — Хратена начало подташнивать. — Я и так уговорил Эвентио обратиться.
— Пусть он обратился, но ты дурак, Хратен, если думаешь, что он позволит нашим войскам высадиться на его земле.
— Ты чудовище, — прошептал джьерн. — Ради своей ненависти к Элантрису ты готов уничтожить два королевства! Что тебе сделали элантрийцы?
— Хватит! — закричал Дилаф. — Или я убью и тебя. Ты же знаешь, что Дахор подчиняется только собственным законам.
Монах угрожающе уставился на Хратена, но постепенно успокоился, глубоко дыша. Тут он снова обратил внимание на пленников.
Раоден, шатаясь, пытался добраться до жены, которую обхватил молчаливый монах. Трясущейся рукой принц потянулся к девушке.
— О, — Дилаф вытащил из ножен меч, — я совсем забыл про тебя.
Он хищно улыбнулся и воткнул клинок в живот Раодену.
Боль взорвалась внезапной вспышкой света. Раоден даже не видел меча.
С глубоким стоном он упал на колени. Агония оказалась непереносимой даже для того, чья боль постоянно накапливалась в течение двух месяцев. Принц прижал к ране трясущиеся руки. Он чувствовал Дор, она подошла совсем близко…
Раоден не выдержал. Любимой женщине грозила опасность, а он ничего не мог сделать. Боль, Дор, собственная беспомощность… душа по имени Раоден издала последний обреченный вздох и рухнула в пропасть.
И больше не было боли, не было ощущения своего «я». Не было ничего.
Сарин закричала, когда Раоден упал на землю. Она видела написанное на его лице страдание, и принцессе казалось, что меч пронзил ее. Ее сотрясали судороги, по лицу текли слезы, а Раоден вздрогнул в последний раз и замер.
— Не уберег… — завел мантру хоеда принц. — Мою любовь. Не уберег…
— Возьмите ее, — приказал Дилаф.
Фьерденские слова бессмысленно звенели в ушах Сарин.
— А остальные? — спросил монах.
— Соберите всех людей в этом забытом богом городе и отведите в Элантрис. Элантрийцы скрываются в чистом центре города.
— Мы их уже нашли, граждет, — отозвался монах. — Наши люди уже там.
— Хорошо. Обязательно подберите тела — элантрийцев убить сложнее, чем обычных людей, а мы не допустим, чтобы кто-то из них сбежал.
— Да, граждет.
— Когда соберете всех в одном месте, прочтите очистительную молитву и подожгите нечестивцев.
— Да, граждет, — со склоненной головой повторил монах.
— Пойдем, Хратен, — позвал Дилаф. — Ты поедешь со мной в Теод.
Сарин охватило оцепенение, она не могла поверить в происходящее. Ее потащили прочь, но принцесса оглядывалась, пока лежащее на земле тело Раодена не поглотила темнота.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
Галладон прятался в тени дома неподалеку от крепости Киина. Он выждал, пока джьерн и его странные, оголенные до пояса спутники уйдут, и махнул Карате. Вместе они подкрались к телу Раодена.
— Сюл?
Он не двигался.
— К Долокену тебя, сюл! — Дьюла душили слезы. — Не смей покидать нас!
Изо рта принца вырвался сдавленный хрип, и Галладон наклонился поближе.
— Не уберег… — прошептал Раоден. — Не уберег мою любовь…
Бессмысленные причитания сломленных болью; Раоден стал хоедом.
Галладон тяжело опустился на мостовую и зарыдал, сотрясаясь всем телом. Последний час прошел как в кошмарном сне. Они с Каратой сидели в библиотеке, размышляя, как безопаснее увести из Элантриса людей. Даже оттуда они услышали крики и шум резни, но когда добежали до общины, нашли только израненных, потерявших разум жителей. Вполне могло оказаться, что они с Каратой оставались единственными элантрийцами в здравом уме.
Карата положила руку ему на плечо.
— Надо уходить, здесь небезопасно.
— Нет. — Дьюл с трудом поднялся на ноги. — Я сдержу обещание.
Он поднял взгляд к горному уступу за окраиной Каи, что скрывал тайное озеро элантрийцев. Нагнулся, накинул на Раодена свой камзол, чтобы прикрыть рану, и подхватил друга на руки.
— Он заставил меня поклясться, что я помогу ему обрести покой. Я опущу его в озеро, а потом нырну следом. Мы — последние элантрийцы, Карата. Нам нет места в этом мире.
Женщина кивнула и подставила плечо, взяв на себя часть ноши. Вместе они начали путь, который приведет их в небытие.
Люкел не сопротивлялся — не видел смысла. А вот отец повел себя по-другому. Только втроем фьерденцы сумели связать Киина и бросить его поперек седла, и даже тогда великан ухитрялся лягать проходивших мимо. В конце концов один из солдат ударил его камнем по затылку, и Киин потерял сознание.
Люкел не отпускал от себя мать и жену, пока воины гнали их к Элантрису. За ними шла длинная колонна людей; накинутая в беспорядке одежда показывала, что горожан выдернули из постелей, а на лицах застыли отчаяние и покорность судьбе. Всю дорогу воины не спускали глаз с пленников, но они напрасно боялись, что те наберутся смелости для побега. Многие даже не поднимали головы, пока их вели по улицам Каи.
