Инструменты столяра или плотника…
Она подняла голову и увидела в дверях профессора Девлина.
– Недостающий фрагмент… – только и успела она сказать.
Эллен Уайли не была на похоронах, но много о них слышала и была в курсе того, что Джон Бальфур принял внезапно появившегося Марра с распростертыми объятиями. В буквальном и в переносном смысле. В участке рассказывали, как Марра привезли на допрос, но сразу отпустили.
– Все ясно, – прокомментировал Шэг Дэвидсон. – Кто-то дергает за ниточки.
При этом он не смотрел на Эллен, но ему и не нужно было на нее смотреть. Он знал… И она тоже знала. «Дергать за ниточки»… Именно об этом она думала, когда собиралась встретиться со Стивом Холли, но все пошло не так, как она рассчитывала. Каким-то образом они поменялись ролями: Эллен оказалась марионеткой, а Стив – кукловодом. Когда она слушала речь Карсвелла на утреннем инструктаже, каждое слово вонзалось ей в сердце словно раскаленный нож. Эллен до того истерзалась, что потом, когда ее и остальных вызвали в кабинет Джилл для дополнительного разговора, она почти хотела, чтобы ее молчание и подавленный вид выдали ее с головой. Так бы оно наверняка и случилось, но вмешался Ребус. Он взял вину на себя, а она… она почувствовала себя еще хуже, чем раньше.
Шэг Дэвидсон все знал – в этом можно было не сомневаться. И хотя он был приятелем и коллегой Эллен, он также был давнишним другом Ребуса, поэтому теперь она искала скрытый подтекст в каждом сказанном им слове, в каждой фразе или улыбке. Это, в свою очередь, мешало Эллен сосредоточиться, и родной участок, который еще недавно казался ей самым надежным убежищем, сделался негостеприимным и чужим.
В конце концов Эллен не выдержала и уехала в Сент-Леонард, но рабочий зал оказался почти пуст. Увидев на вешалке надетый на «плечики» и укутанный в целлофановый мешок костюм, Эллен догадалась, что как минимум один из здешних сотрудников побывал на похоронах, а потом вернулся в участок и переоделся в повседневную одежду. Скорее всего, это был Ребус, но наверняка она не знала.
Под столом Ребуса лежал целлофановый пакет с логотипом универмага, а в нем – один из кукольных гробиков. Столько труда потрачено, подумала Эллен, а уголовного дела по факту двух исчезновений и двух смертей по-прежнему нет и, наверное, уже не будет. И Ребус, скорее всего, это тоже понимает: вот, он даже оставил записку с просьбой отправить протоколы вскрытий в те полицейские подразделения, откуда их прислали.
Эллен села за стол, отложила записку в сторону и, сама того не замечая, развязала шпагатик, которым были перевязаны документы. Так же машинально она раскрыла первую папку и стала читать.
Она уже видела эти документы; точнее, их просматривал профессор Девлин, а она сидела рядом и записывала его замечания и комментарии. Это была медленная, скучная работа, но сейчас Эллен поняла, что на самом деле она ей нравилась. Ей нравилось думать о том, что эти отпечатанные на машинке страницы могут дать начало новому громкому делу; нравилось, что вместо рутинной следственной работы она занята самыми настоящими исследованиями; нравилось смотреть на Ребуса, который был одержим своей идеей больше, чем все они, вместе взятые, и который то задумчиво грыз карандаш и сосредоточенно хмурился, а то вдруг выпрямлялся, хрустнув суставами, и с наслаждением потягивался. В участке, – да и во всей полиции, пожалуй, – Ребус заслуженно пользовался репутацией отчаянного индивидуалиста и чудака, но Эллен видела, что он был рад поделиться с ней своими открытиями и своими сумасшедшими идеями. Да, она обвинила его в том, что он ее пожалел, но сама Эллен не очень-то в это верила. Несомненно, в характере Ребуса было нечто такое, что можно было бы с некоторой натяжкой назвать «комплексом жертвенности», однако эта его особенность странным образом оборачивалась на благо ему самому… и всем остальным тоже.
Продолжая листать пожелтевшие бумажные страницы, Эллен вдруг поняла, зачем она сюда приехала. Она хотела извиниться перед ним, но извиниться так, чтобы он понял…
Потом она подняла голову и увидела, что Ребус стоит в дверях в двух шагах от стола и внимательно на нее смотрит.
– Давно ты тут стоишь? – спросила она. От неожиданности Эллен вздрогнула и выронила несколько страниц.
– Не очень. А что это ты делаешь?
– Ничего… – Она подняла с пола листы и вложила в папку. – Я… в общем, сама не знаю. Просто захотелось в последний раз взглянуть на эти бумаги прежде чем их окончательно сдадут в архив. Как прошли похороны?
– Похороны есть похороны, кого бы ни хоронили.
– Я слышала насчет Марра…
Ребус кивнул и потер глаза. Вид у него был какой-то больной или, может быть, усталый.
– Что-нибудь случилось? – спросила Эллен.
– Я надеялся застать здесь Шивон… – Он повернулся, подошел к столу, за которым Шивон обычно работала, и начал методично перебирать бумаги, ища какой-нибудь ключик, какую-то зацепку… что-нибудь, что помогло бы ее отыскать.
– А я хотела повидаться с тобой, – вдруг сказала Эллен Уайли.
– Вот как? – Ребус посмотрел на нее. – А зачем?
– Чтобы… поблагодарить.
Их взгляды встретились. Ни один не проронил ни слова, но это было не нужно: оба прекрасно поняли друг друга и так.
– Пустяки, Эллен, – сказал наконец Ребус. – Нет, правда пустяки…
– Но у тебя могут быть из-за меня неприятности.
– Нет, ты тут ни при чем. У меня из-за себя неприятности. Я сделал хуже не только себе, но, боюсь, и тебе тоже. Если бы я тогда промолчал, ты бы сама все сказала. Наверняка.
– Может быть, – согласилась Эллен. – Но я могла бы признаться в… в любом случае.
– В общем, прости, что поставил тебя в трудное положение.
Эллен спрятала улыбку.
– Как ловко ты умеешь перевернуть все с ног на голову. Это я должна просить у тебя прощения!
– Ну и попроси, мне не жалко. – Ребус озабоченно нахмурился. Ни на столе, ни в столе Шивон не было ничего достойного внимания.
– Ну и как мне теперь быть? – спросила Эллен. – Может, поговорить с Темплер?
Ребус кивнул:
– Если хочешь – поговори с Темплер. Но не лучше ли будет промолчать?
– Но ведь у тебя будут неприятности!
– А почему ты думаешь, что мне это не нравится? Может быть, я люблю, когда меня ругают… – Зазвонил телефон, и Ребус проворно схватил трубку.
– Алло? – Его лицо чуть разгладилось. – Нет, его сейчас нет. Что-нибудь передать?… До свидания. – Он положил трубку.
– Кто-то звонил Сильверсу, сообщения не оставил.
– Ты ждешь звонка?
Ребус потер подбородок, потемневший от отросшей за день щетины.
– Шивон отправилась знакомиться с жизнью масс.
– В каком смысле?
И тогда он рассказал ей, что знал сам. Когда Ребус заканчивал, зазвонил телефон на другом столе. Ребус бросился туда. На этот раз абонент захотел оставить сообщение, и Ребус, придвинув к себе обрывок бумаги, вооружился ручкой.
