Но затем он, похоже, что-то вспомнил. Сидя на диване, Карлтон повернулся к хозяйке, почти касаясь ее колен острыми, как ножи, стрелками на своих серых брюках.
– Погоди-ка, – сказал он. – У Дона и правда был какой-то странный друг. Кажется, его фамилия действительно была Вензел. Дон иногда им хвастался – мол, замечательный тип, ведет бурную и увлекательную жизнь. Но почему-то никто из нашей компании никогда его не видел.
Надеюсь, ты не будешь против, если я скажу, – продолжил он с мальчишеским смешком, слегка испугавшим Кэтрин – до того он был обаятельным. – Дон в колледже был довольно стеснительным и угрюмым парнем, не очень успешным, что его бесило. Некоторые из нас даже думали, что этот его друг – да, точно, его звали Вензел – просто образ, который Дон состряпал у себя в голове, чтобы произвести на нас впечатление.
– В самом деле? – спросила Кэтрин.
– О да! Однажды мы настояли на том, чтобы он привел этого своего Вензела на вечеринку. Сначала Дон согласился, но потом оказалось, что Вензела нет в городе, дескать, отправился в какую-то загадочную и важную поездку.
– А могло быть такое, что Дон по какой-то причине стыдился Вензела? – спросила Кэтрин.
– Пожалуй, могло, – согласился Карлтон с сомнением в голосе. – Скажи мне, Кэт, – продолжал он, – как ты ладишь с таким угрюмым и замкнутым типом?
– Прекрасно.
– И ты счастлива? – спросил гость, слегка понизив голос.
Кэтрин улыбнулась:
– Думаю, да.
Ладонь Карлтона проползла по дивану и накрыла ее пальцы.
– Ну конечно, – сказал он. – Столь разумный, уравновешенный человек, как ты, не может не быть счастлив. Но насколько оно ярко, это счастье? Например, часто ли ты осознаешь, что ты невероятно очаровательная женщина? Приходило ли тебе в голову хоть иногда – нет, конечно, не постоянно, – что с другим мужчиной, попроще, поживее, ты могла бы…
Она покачала головой, глядя ему в глаза с детской торжественностью.
– Нет, Карлтон, не приходило, – ответила она, мягко извлекая свою руку из-под его ладони.
Карлтон моргнул, и его голова, незаметно двигавшаяся по направлению к Кэтрин, резко остановилась. Кэтрин скривила губы и заговорила о детях.
Остаток вечера Карлтон время от времени возобновлял попытки флирта, но уже без всякого энтузиазма, словно всего лишь старался не уронить свое мужское реноме. Кэтрин едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, – надо же, какой настойчивый, как серьезно к этому относится! В какой-то момент, заметив ее несколько истерическую улыбку, он напустил на себя обиженный вид. Она же попыталась довольно жестко (как чувствовала сама) выжать из него еще какие-нибудь сведения о Дейве Вензеле, но гость явно больше ничего не знал. Удалился гость сравнительно рано. Кэтрин заподозрила, что сбежал он не без облегчения.
Она отправилась в постель. Веселье, вызванное поведением Карлтона Хейра, сошло на нет. Она ждала Дона, и минуты тянулись мучительно.
Ее разбудил голос. Отдаленное бормотание. Темные стены спальни, казалось, пульсировали, и их сотрясение отдавалось в глазах жаркой болью.
Сначала она подумала, что это Дон-младший. На ощупь выбралась на площадку и поняла, что голос доносится снизу. Он звучал, постепенно нарастая, потом прерывался на несколько секунд, чтобы начать снова, и как будто пульсировал вместе с темнотой.
Кэтрин босиком прокралась вниз по лестнице. Она различила во мраке белый прямоугольник – дверь в кабинет Дона. Та была закрыта, ни один лучик света не проникал сквозь щели. И все же голос шел оттуда.
– Дейв, повторяю тебе в последний раз – нет! Да, я нарушил слово, но мне наплевать. С этой историей покончено.
Рука Кэтрин дрожала на гладких перилах. Это был голос Дона, но страдающий, исступленный и все же ужасающе контролируемый. Ничего подобного она за мужем прежде не замечала.
– Что значит обещание, данное ребенком? И вообще, вся эта история смехотворна!
Кэтрин на цыпочках приблизилась к двери.
– Ладно, Дейв, я тебе верю. Мы могли бы сделать все, о чем ты говоришь. Но я не хочу. Я остаюсь сам по себе.
Кэтрин уже стояла вплотную к двери, но по-прежнему не слышала в тишине ответного голоса. Впрочем, воображение создало его: сочный шепот, наполненный силой, насмешкой и какой-то елейной убедительностью.
– Ну и что с того, что у меня тусклая и монотонная жизнь? – Голос мужа окреп. – Говорю тебе: мне не нужны далекие города и мрачные улицы, источающие опасность. Мне не нужны сияющие ночи и горящие дни. Мне не нужен космос. Мне не нужны звезды.
Снова тишина и снова намек на звучный шепот, сочащийся красотой и злом.
И потом:
– Ладно, все мои знакомые – жалкие червяки, пыльные картонные фигурки, безъязыкие марионетки. Ну и пусть!.. Как ты не понимаешь – меня все устраивает! Я не хочу знакомиться с людьми, чьи эмоции – как самоцветы, чьи поступки – как произведения искусства. Я не хочу знакомиться с людьми, подобными богам. Я не хочу, чтобы мой разум соприкасался с их разумами, вызывая грохочущий обвал.
Кэтрин снова задрожала. Ее рука, словно мотылек, парила над дверью, не прикасаясь к ней.
– Значит, я мелко мыслю, да? Ну, так тому и быть. Пусть у кого-то другого сознание разбухает и выпускает щупальца. Мне не нужны опиумные сны. Мне не нужны более-чем-опиумные сны. Мне плевать, если я не увижу отблеск великих тайн на дальних берегах. Мне плевать, если я умру с завязанными глазами. Мне плевать, слышишь, плевать!
Кэтрин пошатнулась, словно сквозь дверь на нее обрушился штормовой ветер. Она корчилась от боли, каждое слово обжигало ее.
– Говорю же тебе: мне не нужна никакая другая женщина, кроме Кэт! – В голосе мужа звучала мука. – Мне все равно, какими бы юными и прекрасными они ни были. Мне плевать, что им всего лишь двадцать. Мне достаточно Кэт. Слышишь, Дейв? Кэт достаточно. Дейв! Прекрати, Дейв! Прекрати!
Раздался грохот. Кэтрин осознала, что бьется в дверь. Она схватилась за ручку, рванула ее и вбежала внутрь.
Мечущиеся тени, придушенный вскрик, три грохочущих шага, громкий звон разбитого стекла, шорох листьев. Что-то ударило ее в плечо, она отшатнулась вбок, нащупала стену, провела по ней рукой и нажала на выключатель.
От света заболели глаза. Лицо Дона было как посмертная маска. В этот момент он отворачивался от панорамного окна, сквозь которое просачивалась холодная ночь и в котором качалась зеленая ветка. От стекла в раме осталось лишь несколько осколков. На полу валялся перевернутый стул. Дон уставился на жену как на незнакомку.
– Он… выпрыгнул? – дрожащим голосом спросила Кэтрин и облизнула пересохшие губы.
Дон машинально кивнул. Вдруг на его лице зажглась ярость. Он двинулся к жене, намеренно печатая шаги и слегка покачиваясь.
– Дон!
