как он её обнимет. Только теперь это был не сон, это было счастье. Феликса бросилась к Илье… На этом её счастье оборвалось.
Она ошиблась, и Ира Терентьева ошиблась тоже — по Фёдорова поднимался не Илья, это был Петя Гольдинов, младший брат его. Знакомые и раньше удивлялись сходству Пети со старшим, а теперь ему исполнилось двадцать, и кто бы смог отличить его от двадцатилетнего Ильи?
Петя пришел, чтобы от Феликсы, без пересказов, услышать всё, что стало известно о Тулько и об Илье. Мать и сёстры говорили только с её слов, значит, могли что-то невольно додумать, а о чём-то забыть. Зачем Пете этот испорченный телефон? Ему даже повезло, он застал Иру, а Ира знала больше подробностей, о многом могла рассказать точнее Феликсы, и она рассказала. Втроем они поужинали, выпили чаю, наконец, Ира с Петей ушли.
Феликса безразлично осмотрела опустевшую комнату, опустила жалюзи на окне. Весь вечер она слушала Иру, расспрашивала Петю, за какую команду он будет выступать в Киеве и с кем он встречался на ринге в армии. Все это Феликсу не слишком интересовало, но она должна была держаться, слушать, разговаривать, и она хорошо держалась. Пусть думают, что приняв Петю за Илью, она просто ошиблась, не разглядела в ранних сумерках. С кем не бывает?
Она не просто ошиблась. Четыре года Феликса разрешала себе думать, что всё еще может измениться, а сегодня, будто оступилась на лету и расшиблась об асфальт. Нет, ничего не изменится, вон, Петя уже догоняет Илью. Ещё пару лет и обгонит, станет его старше. А Илья останется таким, как был. И уже никогда не вернётся.
5.
В Кожанке сошли не то четверо, не то пятеро. Локомотив дёрнулся, довоенные, ободранные пассажирские вагоны послушно отозвались лязгом буферов. Прибавляя скорость, казатинский поезд двинулся в сторону Попельни.
Феликса вышла из здания станции последней. Её недавние попутчики уже шагали по дороге, уводившей к селу. Догонять их Феликса не стала. Она свернула влево, миновала несколько усадеб, выделенных перед войной железнодорожникам, за ними открылось поле.
Урожай тут убрали ещё в июле, неровная стерня начала сереть, всё больше напоминая стариковскую щетину. Через поле к дальним тополям уходила грунтовка с размытой дождями тележной колеей, Феликса вышла на неё. С этой дороги, уверенно рассекавшей поле на две почти равные части, когда-то начинался мир её детства. Поле казалось огромным и всегда наполненным жизнью. Феликсу удивляло, как безразлично смотрели на него и говорили о нём взрослые, словно о полезном предмете, о нужной вещи. А поле жило, никогда не оставалось одинаковым, менялось от утра к утру, в любое время года давало жизнь птицам и мелкому зверью. Всякий раз путь через поле до станции становился для неё настоящим путешествием, Феликса думала о нём и вспоминала, пока впечатления от нового похода не заслоняли прежние… Теперь же, не слишком торопясь, пытаясь отыскать приметы тех лет, убеждая себя, что они сохранились, только не бросаются в глаза, Феликса прошла поле за четверть часа, уткнулась в сорный кустарник и озадаченно остановилась. Прежде в этом месте дорога пересекала небольшую улочку, а та невдалеке вливалась в главную улицу села. Ничего здесь больше не было, не осталось и дворов, которые Феликса помнила по довоенным временам, всё было разрушено, сгорело, пожарища уже заросли орешником, бузиной, сорняками, только несколько тропинок разбегались в разные стороны. Феликса почти наугад выбрала одну из них, всерьёз заблудиться она все равно не могла. Попетляв между старыми дворами, тропинка вывела к берегу Каменки, до дома отсюда было рукой подать.
За изгибом реки поблёскивала под солнцем небольшая запруда. По берегу бегали шестеро желудёво-коричневых, загорелых мальчишек, что-то кричали друг другу. Временами один из них, подгоняемый воплями остальных, срывался, мчался к берегу и с разбега летел в воду. Она тоже носилась здесь с друзьями лет двадцать назад, разве что пляж тогда был чуть дальше. Должно быть, эти мальчишки — дети её давних приятелей. Только кто из её сверстников не пропал в оккупации, не погиб на фронте, пережил войну и вернулся в село? Да, наверное, никто.
Феликса успела подумать об этом прежде, чем заметила среди мальчишек Тами, такую же худую, с проступающими рёбрами, такую же загорелую и легкую. В какой-то момент дочка разбежалась, под крики приятелей «Оксанка, давай! Давай, пошла!» лёгкой ласточкой взлетела над играющей солнечными бликами водой и ушла на глубину. Словно в студёную речную воду ухнуло и сердце Феликсы. Голова дочки тут же показалась над водой, мальчишки заорали что-то радостное и воинственное. Феликса перевела дух. Тами выбралась на берег, запрыгала на одной ноге, и несколько раз так тряхнула коротко остриженной головой, что Феликса рассмеялась — это было её движение. Дочка выросла за лето, да и вообще выросла, переросла болезни и страхи, прошлое осталось в прошлом. Теперь бы и самой Феликсе оставить его, пусть не все, это, пожалуй, невозможно, хотя бы самую тяжёлую и горькую часть.
Тропинка обогнула густой куст дикой смородины и вышла к воде. Тами увидела мать, подпрыгнула, радостно вскинула руки и, оскальзываясь на мокрой глине, побежала ей навстречу.
Киев. 2020
Дело 27072
Вместо послесловия
В основе этой книги — одна киевская легенда периода оккупации города немецкой армией и документы из нескольких украинских архивов. Легенда в разных редакциях существовала все послевоенные десятилетия и дошла до наших дней. Но о том, что где-то хранятся документы, связанные с Ильёй Гольдиновым, долгое время никто не думал. Тем более невозможно было представить, что когда-нибудь они появятся из темных глубинных слоёв истории.
В базе данных мемориала Яд Вашем мне попался лист свидетельских показаний довоенного соседа Ильи, Аркадия Ресмана. Путая год рождения, имя матери Ильи, ошибаясь почти во всём, Ресман свидетельствовал: «[Гольдинов был] Оставлен в Киеве в сентябре 1941 г. /партийно-военным руководством/ для подпольной работы против немецко-фашистских оккупантов. Проявил отвагу. Выдан провокатором фашистам в октябре 1941 года. Расстрелян в ноябре 1941 года в Киеве, Бабий Яр».
В коротком пересказе Ресмана неточно или неверно почти всё, включая даты, но ценность этого свидетельства в том, что в нём сохранена одна из версий истории Ильи Гольдинова. Другой документ с сайта Яд Вашем, подписанный младшей сестрой Ильи, в целом выглядел достовернее, хотя сперва тоже показался мне не во всём точным. В разделах «Дата гибели» и «Место и обстоятельства гибели» Рахиль Гольдинова написала: «1942 год. г. Киев. Был расстрелян как командир партизанского отряда». Тогда я мысленно хмыкнул: конечно, наш мальчик не мог быть рядовым бойцом, только командиром отряда.
Однако со
