Жени избегала и встреч с представителями медицинских и научных изданий. Это они так превознесли Вилльяма Ортона, соорудили ему такой пьедестал, на высоте которого он стал недоступен даже для официального расследования.
Постепенно пресса оставила ее в покое, и Евгения Сареева стала фигурой возвышенной и загадочной: высший авторитет в определенных областях хирургии, деловая женщина, сумевшая организовать роскошную и прибыльную клинику, удивительная красавица и человек, бережно охраняющий от посторонних свою личную жизнь.
Она жила среди больных, коллег и персонала клиники, но редко кто из них бывал у нее дома. Через три месяца после смерти Макса она переехала в новый дом, вдвое больше прежнего, но все же скромный по сравнению с соседскими в Кармеле и Дель Маре на западе. После его гибели она не могла оставаться в старом доме. Там она жила сначала с Дэнни, потом с Максом, и ее на каждом шагу подстерегали воспоминания.
Ее новый дом был спроектирован так же просто, как и прежний, но ей очень нравился роскошный бассейн в шестьдесят футов длиной, где она могла плавать днем, защищенная от взглядов посторонних и почитателей.
«Если бы Макс был жив, он бы меня осудил, — иногда думала она, ныряя в прозрачную толщу воды. — Но только поначалу. Потом бы я ему объяснила, почему мне нужны физические упражнения — одновременно чтобы собраться с силами и расслабиться». И в конце концов он бы согласился, что ей необходим шестидесятифунтовый бассейн, подогреваемый большую часть года и освещаемый по ночам.
Иногда, плавая, Жени осуждала себя за то, что заставила Макса поступиться слишком многим. Может быть, если бы она не построила своего крыла, он бы не погиб, жил бы с ней, ворчал на своих больных и возвращал их к жизни.
Но теперь она осталась одна, и как чаще всего в своей взрослой жизни, заполняла время работой. Хотя поток приглашений был нескончаемым — на ужины, в Оперу Сан-Франциско и на балет, на бенефисы и частные вечеринки — большинство из них Жени отклоняла. У нее образовалось много знакомых, масса мужчин хотели с ней сблизиться, и она завела несколько друзей. Но ни с кем из них не сложилось откровенных отношений. Кроме Чарли, с которой она постоянно разговаривала по телефону. А вскоре после переезда в новый дом начал звонить и Пел.
Он постепенно и незаметно возвращался в ее жизнь.
Прислал соболезнование, прочитав в газетах о смерти коллеги, через полгода позвонил, и с тех пор поддерживал постоянную связь.
Во время первого звонка, Летом 1981 года, он хотел передать сведения о ее семье в России. Говорил из Нью-Йорка, где жил уже три года после возвращения из Европы, работал в Фонде и занимался политикой.
По иронии судьбы он узнал о ее родных на открытии художественной выставки. Прежде, живя по соседству с Советским Союзом, Пел так и не сумел ничего выяснить, и вот теперь наткнулся на знакомого в художественной галерее на Мэдисон авеню. Бывший мелкий служащий Посольства СССР, а теперь корреспондент ТАСС, смог кое-что сообщить Пелу за ужином после выставки.
Дмитрий работал в московском Институте механики твердого тела. Он по-прежнему отказывался вступить в КПСС, но его статьи признавались блестящими, и власти благодушно закрывали на него глаза. Его работы публиковались под фамилией какого-то «признанного» физика, но коллеги знали их истинного автора. Дмитрию не разрешалось выезжать за пределы страны, но во всем остальном его терпели и из-за его трудов прощали диссидентство. Жена его, Вера Ивановна, была инженером-химиком. У них родилось двое детей — оба мальчики.
Вера Ивановна! Жени была поражена. Игривая женственная Вера, с ее засушенными цветами, была теперь инженером-химиком и имела двоих сыновей. Ее, Жениных, племянников: как странно иметь родственников в другой части земли, будто живущих на другой планете или в другой эпохе. Вера и Дмитрий всю жизнь прожили вместе. Она околдовала брата в шестнадцать лет. Жени было столько же, когда она встретила Пела. Сложись все по-другому, и у них могли бы быть дети и общая жизнь.
— С твоим отцом, кажется, тоже все в порядке. Его реабилитировали. Он не герой, но больше уже и не враг. Он ветеран войны, получает небольшую пенсию и преподает историю СССР пионерам.
«Неужели дети по-прежнему видят в нем чудовище? — спрашивала себя Жени. — Или отца «реабилитировали» и в физическом плане?»
— Могу я ему написать? Им обоим? — спросила она у Пела.
— Попробуй. Перешли письмо мне, а я попытаюсь что-нибудь организовать через своего знакомого из ТАССа.
— Спасибо, Пел. Ты настоящий друг.
— Не за что. Просто поспрашивал о своей бывшей родне.
Только повесив трубку, Жени сообразила, что ничего не узнала о самом Пеле — так ее поразили новости.
Она написала коротенькие письма — одно отцу, другое Дмитрию и Вере и переслала Пелу с запиской, в которой благодарила его и говорила, как рада была получить от него весточку, и выражала надежду на общение в будущем.
Он позвонил снова, и с тех пор они говорили довольно регулярно. Пел рассказал, что все больше и больше увлекается политикой, сворачивая с дорожки отца и устремляясь по стопам дяди.
— Дядю Генри, после того как он покинул губернаторское кресло, назначили федеральным судьей, — сообщил он. — Он по-прежнему в суде и втайне демократ, хотя никогда в этом не признается. Но я подозреваю, что Уотергейтская заваруха ссадила его со спины слона[11]и вернула в лоно семьи. И я слышал, с каким пренебрежением он высказывался об актеришках, старающихся править миром.
Жени улыбнулась:
— Ты метишь в губернаторы?
— Довольно с меня и сенатора. На будущий год буду баллотироваться от Нью-Йорка.
— Ты пройдешь, — у Жени в этом не было никакого сомнения. — Политика — это твое поприще, — она подумала, что его приход на политическую сцену будет подобен возникновению нового Кеннеди.
— Я рад, что ты тоже так счастлива, — ответил Пел. — Это для меня важно.
С тех пор, как бы ни был занят Пел и где бы он ни находился, он не реже двух раз в месяц звонил Жени. О ее семье у него больше не было новостей, но он рассказал, что его мать и бабушка по-прежнему живут вместе. Они чувствуют себя прилично, хотя Роза отпраздновала свое девяностолетие и стала жаловаться на артрит. Мег увлеклась работой в оранжерее матери, где пытается выращивать недорогие растения с высоким содержанием протеина.
Он говорил, как идет его избирательная кампания, шутил, и Жени вспоминала тон его писем, тех, что он присылал из Принстона в Редклифф. Иногда он замечал, что его шансы на избрание были бы гораздо выше, если бы он был женат.
— Но я так и не смог найти женщины, способной занять твое место, — признался он. — Ты, Жени, заставила меня отвернуться ото всех.
— Извини, — пробормотала она. — Я не хотела.
Жени ждала звонков Пела. Она по-прежнему тяжело переживала смерть Макса и радовалась возвращению старых друзей. Поговорив с Пелом и Чарли по телефону, она не чувствовала себя такой одинокой.
