я хотел бы иметь кровать и стул.
— О чем речь, — сказал О’Тул, — я все устрою. Я, наверно, мог бы даже вызволить вас из полиции. Шеф полиции — мой добрый приятель…
— Тетушка, по-моему, тоже хорошо с ним знакома.
— Не очень-то на это рассчитывайте. Видите ли, к нам поступила свежая информация о вашей родственнице. Полиция бездействует — очевидно, не обошлось без взятки. Но мы оказываем на нее нажим. Вы, похоже, связались с весьма сомнительными личностями, Генри.
— Моей тетушке семьдесят пять лет. — Я взглянул на свои настенные записи: улица Прованс, Милан, «Мессаджеро». Девять месяцев назад я и сам счел бы ее карьеру сомнительной, но теперь в ее curriculum vitae [101] я не видел ничего плохого — ничуть не хуже, чем тридцать лет работы в банке. — Не понимаю, что вы имеете против нее?
— К нам заходил ваш знакомый, тот черный парень.
— Уверен, что о тетушке он не сказал вам ничего плохого.
— Правильно, он и не говорил, но зато много чего порассказал про мистера Искьердо. Так что я уговорил полицию на некоторое время изъять Искьердо из обращения.
— Это тоже входит в ваши социологические исследования? Наверное, он страдает от недоедания?
— Тут я вас немного обманул, Генри, — проговорил он. Вид у него опять был слегка пристыженный.
— Значит, вы все-таки служите в ЦРУ, как и говорила Тули?
— Ну… вроде того… не совсем… — Он цеплялся за клочья своего обмана, как за вывернутый порывом ветра зонтик.
— Что вам сообщил Вордсворт?
— В состоянии он был довольно скверном. Не будь ваша тетя такой старой, я бы сказал, что тут замешана любовь. Он вроде ревнует ее к этому типу Искьердо.
— Где Вордсворт сейчас?
— Где-то болтается поблизости. Хочет увидеться с вашей тетей, когда вся заваруха рассосется.
— А может рассосаться?
— Отчего же, Генри, может. Если все будут вести себя благоразумно…
— К чиханью это тоже относится?
— Да, и к чиханью тоже. Что до контрабандных делишек мистера Искьердо, так всем на это плевать, лишь бы он вел себя разумно. Вы же знаете мистера Искьердо?
— В глаза не видел.
— Может, вы знаете его под другой фамилией?
— Нет.
О’Тул вздохнул.
— Генри, — сказал он, — я хочу вам помочь. Друг Люсинды вправе на меня рассчитывать. Мы можем затормозить это дело запросто. Висконти не такая уж важная фигура, не то что Менгеле или Борман.
— Речь, кажется, шла об Искьердо.
— И вы, и я, и ваш приятель Вордсворт знаем, что это одно лицо. Полиция тоже знает, но она покрывает этих людей — по крайней мере, покуда у них есть деньги. У Висконти деньги почти вышли, но тут появилась мисс Бертрам и заплатила за него сполна.
— Мне об этом ничего не известно. Я просто приехал в гости.
— Я догадываюсь, что были основательные причины, почему Вордсворт встречал вас в Формосе, Генри. Так или иначе, я бы хотел переговорить с вашей тетей, а если бы вы замолвили за меня словечко, мне бы это облегчило дело. Если бы я убедил полицию отпустить вас, мы с вами могли бы пойти к ней вместе…
— Что именно вам нужно?
— Она, наверно, уже беспокоится о Висконти. Я могу ее успокоить. Его продержат в каталажке считанные дни, пока я не дам распоряжения его отпустить.
— Вы хотите предложить ей какую-то сделку? Предупреждаю, она не согласится, если это может повредить мистеру Висконти.
— Я просто хочу с ней поговорить, Генри. В вашем присутствии. Одному мне она может не поверить.
Мне стало уже невмоготу сидеть на мешковине, и вообще я не видел причин отказывать ему.
— Пока вас выпустят, уйдет, наверно, час или два. Нынче везде такой беспорядок.
Он поднялся.
— Как поживает статистика, О’Тул?
— Этот парад совсем выбил меня из колеи. Я даже кофе боялся сегодня выпить. Столько часов простоять — и ни разу даже не помочиться. Сегодняшний день придется вычеркнуть. Нормальным его никак не назовешь.
На переговоры ушел не час и не два, но стул после ухода О’Тула унести забыли и дали мне какой-то жидкой каши, и я принял все это за добрый знак. К моему удивлению, я не испытывал скуки, хотя ничего нового к тетушкиной биографии на стене я прибавить не мог, за исключением двух предположительных дат, относящихся к периодам Туниса и Гаваны. Я принялся сочинять в уме письмо к мисс Кин с описанием моего настоящего положения: «Я нанес оскорбление правящей партии Парагвая и причастен к делам военного преступника, за которым охотится «Интерпол». За первое мое преступление максимальное наказание — десять лет. Я нахожусь в тесной камере площадью десять футов на шесть, для спанья имеется только кусок мешковины. Не представляю, что будет со мной дальше, но, признаюсь, больших страданий не испытываю — мне все глубоко интересно». Такого письма я на самом деле никогда бы писать не стал, потому что в ее представлении никак не совместились бы автор письма с тем человеком, кого она знала раньше.
На улице уже совсем стемнело, когда за мной наконец пришли. Меня опять провели по коридору, в дежурку, там мне торжественно вручили тетушкин шарф, и полицейский дружески хлопнул меня по спине, подтолкнув к двери на улицу, где в допотопном «кадиллаке» меня ждал О’Тул.
— Простите, — сказал он. — Все получилось дольше, чем я думал. Боюсь, мисс Бертрам волнуется теперь еще и из-за вас.
— Рядом с мистером Висконти я не много значу.
— Кровь не вода, Генри.
— К мистеру Висконти слово «вода» неприменимо.
В доме виднелись только два огонька. Когда мы шли через рощу, кто-то осветил фонариком наши лица, но фонарь погас раньше, чем я успел увидеть, кто его держит. Я оглянулся, проходя по газону, но ничего не заметил.
— Вы поставили кого-то наблюдать за домом? — спросил я.
— Нет, Генри, я ни при чем.
Я видел, что он нервничает. Он сунул руку за пазуху.
— Вы вооружены? — спросил я.
— Приходится соблюдать меры предосторожности.
— Против старой женщины? Дома она одна.
— Кто знает.
Мы пересекли газон и поднялись по лестнице. Лампочка под потолком столовой освещала два пустых бокала и пустую бутылку из-под шампанского. Она еще хранила холод, когда я взял ее в руку. Ставя ее на место, я опрокинул бокал, и по всему дому разнесся звон. Тетушка, должно быть, находилась на кухне — она сразу же показалась в дверях.
— Боже мой, Генри, где ты пропадал?
— В тюрьме. Мне помог освободиться мистер О’Тул.
— Вот уж никогда не думала увидеть его у себя в доме. Принимая во внимание то, как он обошелся с мистером Искьердо в Аргентине… Стало
