Габриэлы. С трудом поднялись на второй этаж, и Хуан позвал служанку.
— Уложи сеньору в постель. Пусть спит. Не забудь воды оставить в кувшине. Пока, Габи! Спи спокойно. Утром всё будет выглядеть иначе.
— Что-то мне неспокойно с Габриэлой, — молвил Хуан, встретив вопросительно смотрящую на него Миру. — Не случилось бы худшего. Она слишком переживает прошлые ошибки, как она это трактует.
— Что с нею? — Эсмеральда пытливо глядела на мужа.
— Перепила! На ногах не держалась, и всё что-то бормотала про грехи и всякую чепуху. Ты не беспокойся, дорогая моя девчонка! Я умею держать слово! — Хуан бодро улыбнулся, чмокнув жену в висок. — Не волнуйся, а то молоко пропадёт. Чем кормить нашего первенца будешь?
— Знаешь, мне не очень понравилось, что она вроде бы собирается гостить у нас несколько дней. Я всё время в напряжении.
— Пустое! Ничего не будет, милая рыбка! Ты говорила с Мунталой?
— Она ещё дуется. Но заявила, что не хочет иметь мамой Габриэлу. Мне так жаль её, Хуан! Это её первая трагедия в этой её жизни. Как она её переживёт?
— Бедняжка! Завтра надо поговорить с Габриелой. Пусть не настаивает на своём материнстве. Я с тобой должны убедить её в этом.
— Ты так считаешь? — вскинула глаза в удивлении и радости Мира.
— А почему нет? Мы все привыкли считать Мунталу членом своей семьи. Пусть у нас будет уже две дочери. Надеюсь, ты не собираешься воспитывать их в духе мелочного аристократизма? Мне бы этого не хотелось.
— Любимый! Обещаю, что этого не произойдёт! Слишком много условностей и разного рода ограничений и иносказаний. Это не по мне, мой Хуанито!
— Ну тогда не о чём и говорить. Успокойся и не думай о плохом.
На следующий день и Мира и Хуан долго собирались с духом, чтобы начать неприятный разговор с Габриэлой.
— Поговорим? — посмотрел Хуан в глаза женщине, давая понять, о чём будет разговор.
Габриэла неопределённо подняла бровь, затем согласно кивнула.
— Пройдём в сад. Там нам никто не помешает. Мира слишком занята ребёнком, и мы спокойно сможем всё обговорить.
Габриэла с напряжением посмотрела в глаза Хуану. Они были достаточно спокойными и лишь выдавали некоторое волнение по поводу предстоящего разговора.
— Габи, что ты намерена делать? Это нас сильно трогает и беспокоит.
Та сжала губы в тонкую полоску. Молчала недолго.
— Я ещё не пришла ни к какому решению. Мне принять его очень сложно. Дочь не хочет меня признавать. Это обидно, но она в какой-то мере права.
— Даже в большой мере, Габи. Даже твои деньги нисколько не оолегчили жизнь Мунталы. Всё пропивалось! Это установлено точно.
— Понимаю. Я не осмелилась открыто ничего делать! И теперь пожинаю плоды такого отношения к дочери. Я в растерянности, Хуан!
— Ещё бы! Тебя можно понять. И всё же, на что ты надеешься? Ты ведь не хочешь своей дочери плохого! Подумай хорошенько, прежде, чем принимать окончательное решение, Габи. На карту поставлена судьба не просто ребёнка, но твоей дочери.
— Скажи честно, Хуан! Вы не настраивали её против меня?
— Бог с тобой, Габи! Как можно? Мы никогда не заводили о тебе разговоров.
— Она что, так привязалась к вам?
— Не столько к нам, сколько к Мире. Постоянно оспаривает её перед Луисой. Хорошо, что та редко бывает дома. А сейчас особенно.
Габриэла вздохнула и замолчала. Её лоб нахмурился, губы вытянулись в жёсткую полоску. Хуан понимал, как ей тоскливо и трудно.
— Я понаблюдала за твоей женой, Хуан. Она показалась мне очень доброй. На меня смотрит хмуро, но это и понятно. Скажи откровенно, дочери будет хорошо у вас? Вы готовы воспитать её, как собственную?
— Иначе мы и не предполагали, Габи. Луиса ведь довольна, и хотя старше, тотчас стала называть её мамой. А Мунтала страшно ревнует её. И только теперь последовала примеру Луисы.
— Она тоже называет Миру мамой? — Габриэла с удивлением уставилась на Хуана, в то время как тот утвердительно наклонил голову.
— Мунтала вообще девочка довольно сложная. Луиса намного проще, но они хорошо дружат, а мы довольны.
Габриэла молча глядела на цветок, трепещущий на лёгком ветерке. Хуан думал, как перейти к основному в разговоре. Его глаза бегали по лицу Габриэли, пытаясь обнаружить то, что так тянуло его к ней.
И теперь, вглядываясь в эти тонкие черты, он не мог не признать, что его Эсмеральда намного привлекательнее, приятнее. А, главное, легче в общении и веселее. Это открытие показалось очень приятным. Он даже слегка улыбнулся своим мыслям, правда испугавшись, что собеседница это заметит.
— Габриэла, ты что всё же задумала? — прервал он молчание. — Нам необходимо решить наш вопрос. Мне, должен тебе признаться, не верится, что твоей дочери будет хорошо с тобой. Ты не находишь?
Она вздохнула.
— Похоже, что ты прав. Это больше всего беспокоит меня. Может, ты поговоришь с нею? Мне показалось, что у вас с нею установились дружеские отношения, и она тебя очень уважает. Выясни всё начистоту. А я потом подумаю.
— Если ты мне доверяешь и разрешаешь, то я готов.
Габриэла глянула на Хуана долгим взглядом, проговорила тихо, обречённо:
— Разве у меня есть выбор? К тому же я тебя достаточно знаю. Говори с Мунталой. Не думаю, что ты легко опустишься до низости в таком щекотливом вопросе.
Уже вечером, Мунтала легла спать, Хуан зашёл в спальню девочек. Луисы ещё не было. Та как обычно немного задерживалась на кухне, помогая с посудой и уборкой.
— Тала, я пришёл пожелать тебе сладких снов, — жизнерадостным тоном проговорил Хуан. — Как твоё настроение, девочка?
— Дядя Хуан, а меня не отдадут этой тёте, сеньоре? — В голосе звучали страх, отчаяние и неопределённость.
— Кто ж может такое сделать, милая моя Тала? Это можешь только ты решить. Это ведь твоя жизнь может измениться. Тебе и карты в руки!
— Какие карты, дядя Хуан? — не поняла Мунтала и в её тёмных глазах забегали тревожные искорки.
— Это так говорят, когда полагаются на твоё исключительное мнение и желание, девочка.
— Значит, я тоже могу не соглашаться?
— Естественно, моя малышка! От тебя многое зависит. И я бы хотел знать, как ты относишься к этой сеньоре Габриэле? К твоей маме?
Мунтала дёрнулась плечами. Брови нахмурились, но она ответила всё же:
— Она отказалась от меня, когда я только родилась, дядя Хуан! Я не хочу, чтобы она была моей мамой! У меня уже есть мама! Самая лучшая, добрая, и я её очень люблю! Теперь не только у Луисы есть настоящая мама! И другой у меня не будет!
— Тала, кто
