теперь — одни шерстинки выше, другие ниже. Поколебавшись, Иван Антонов надел пиджак и отправился в парикмахерскую. Очень уж ему надоели насмешливые взгляды, которыми люди окидывали его волосатый пиджак.
— Что будем делать? — спросил парикмахер.
— Подстригите, пожалуйста, — ответил Иван. — Покороче.
— Но вы подстрижены! — с изумлением отозвался парикмахер, глядя на идеально обработанный затылок Ивана Антонова.
— Да нет, не меня, — сказал Иван. — Я хотел бы подстричь пиджак.
— Что, что? — не доверяя собственному слуху, переспросил парикмахер.
— Подстричь пиджак, — повторил Иван Антонов. Парикмахер окинул его взглядом с ног до головы.
— Подстричь пиджак? Покороче?!?
— Покороче, — сказал Иван. — Чтоб шерстинки не торчали.
— Так. А укладочку не желаете?
— Спасибо, — сказал Иван, — не надо.
— А может быть, масляную маску? — еле сдерживая ярость, продолжал парикмахер. — Для укрепления волос?
— Нет, что вы, что вы, — шептал клиент краснея, — не нужно. Совсем даже не нужно — наоборот.
— Так может быть, тогда завьем? — уже кричал парикмахер. — Водные процедуры, холодную завивку? Не желаете?!
Бритва вздрагивала у него в руке. Еще никогда и никто над ним так не измывался.
— Послушайте, — сказал Иван. — Я не понимаю, почему вы так кричите. Я только попросил вас подстричь пиджак. Покороче. Вот и все.
И тут парикмахер понял. Псих. Перед ним — псих, в этом все дело. Видно, сбежал из сумасшедшего дома.
— Минуточку, — сказал он и ринулся к заведующему.
Они пошептались, заведующий кивнул, и они подошли к клиенту.
— Послушайте, голубчик, — сказал заведующий. — Мы знаем, откуда вы. Но мы вам сочувствуем, так что уходите по-хорошему, пока не поздно. Мы не будем вызывать «скорую помощь».
— То есть как? — спросил Иван. — Что происходит?..
— Бегите, бегите, — шептал заведующий. — Народу здесь много, кто-нибудь еще усомнится, и вас снова засадят.
И заведующий, обняв Ивана за плечи, подвел его к дверям и вытолкнул на улицу.
Иван постоял немного в полной растерянности, потом сообразил, что его приняли за сумасшедшего, и покатился со смеху.
Рассказ Ивана Антонова об этом приключении немало позабавил его приятелей, все долго смеялись, но один из них сказал, что в парикмахерскую нечего было и ходить.
— Все очень просто, — сказал он. — В деревне сейчас как раз стригут овец. Поезжай в какую-нибудь деревню и обстриги свой пиджак. Сунешь трешку мужику, который занимается стрижкой, раз-два, и все в порядке.
— Да ты что! — сказал Иван Антонов. — Еще в деревню тащиться. Об этом и речи быть не может!
В это время к их столику подошла Камелия. Все кинулись искать для нее стул, нашли, она села, прищурила свои прекрасные, черные, как черешни, глаза и сказала:
— Добрый день, Иван. У тебя что, пиджак из ежовых шкурок?
— Почему из ежовых? — сказал Иван. — Нормальный пиджак.
— А-а, — кивнула головой Камелия. — Нормальный, говоришь. Да я ничего, материя какая-то интересная.
И она заговорила о выставке киноплаката.
На другой день Иван Антонов уже сидел в междугороднем автобусе.
В деревне, где он сошел с автобуса, его послали на хозяйственный двор. Иван подошел к человеку, занятому стрижкой овец, посмотрел немного, как падает светлая овечья шерсть, и сказал:
— Добрый день. Ну как, идет работа?
— А куда ей деваться? — ответил крестьянин.
Иван, смущаясь, принялся объяснять ему, что вот, мол, он купил пиджак, а на нем шерсть осталась, так нельзя ли было бы подстричь…
— Чего ж не постричь, — сказал крестьянин, когда Иван умолк. — Проведем как частную овцу. Наши-то овцы, кооперативные, все до единой на счету. И тот вон, в канцелярии, сидит и галочки ставит. До всего ему дело, начнет спрашивать — почему пиджак, какой пиджак…
— Хорошо, — согласился Иван. — Проводи как частную овцу.
В это время очередная овца, остриженная и жалкая, вырвалась из рук крестьянина и медленно поплелась к своим остриженным сестрам.
— Давай следующую! — раздался голос из открытой двери канцелярии.
— Снимай пиджак, — шепнул крестьянин.
Иван смотрел, как исчезают шерстинки с рукавов пиджака, и представлял себе широко распахнутые глаза цвета черешни, глаза, в которых сияла любовь. Он представлял себе Камелию в белом платье — словно цветущее деревце в прозрачном воздухе весны.
— Готово, — сказал крестьянин, выпрямляясь. — Дико-о, эту не засчитывай, эта частная.
— Чья это еще частная? — отозвался невидимый Дико. — Пусть зайдет, покажется.
Крестьянин подтолкнул Ивана к канцелярии и подмигнул.
— Это у вас частная овца? — строго спросил Дико, разглядывая Ивана. — Паспорт, пожалуйста.
Иван протянул свой паспорт. Дико внимательно осмотрел каждую его страницу, проверил на свет водяные знаки и наконец сказал:
— Что-то вы на фотографии не похожи. Паспорт ваш?
— Мой, конечно, — засмеялся Иван. — Просто я был тогда моложе.
Дико записал имя и адрес Ивана в какую-то тетрадь и спросил:
— Значит, вы архитектор? И держите овцу?
— Держу, — виноватым тоном ответил Иван. — Хобби.
— Где ж вы ее держите? — заинтересовался Дико. — Прямо в квартире?
— В квартире, — ответил Иван. — В гардеробе.
— В гардеробе? — удивился Дико. — Неужели овца станет жить в шкафу?
— А куда ей деться? Живет.
Дико вернул Ивану паспорт и велел крестьянину снова браться за стрижку, потому что работы еще невпроворот.
А Иван Антонов вернулся в город, пиджак его был в полном порядке, на улицах бушевала весна, а Камелия больше не щурилась насмешливо и не переводила разговор на выставку киноплаката.
Но в один прекрасный день Иван Антонов получил повестку из налогового управления. Текст ее гласил: «Вам надлежит явиться для уплаты налога с принадлежащей вам овцы шерстью или молоком по вашему выбору. В случае неявки в трехдневный срок вы будете отвечать по
