было в день убийства Урицкого. Выслушав заявление Удендина, Чичерин и присутствовавшей при беседе его помощник Карахан «долго сидели в молчании». «Вы коснулись весьма щекотливого вопроса, – ответил, наконец, смущенный Чичерин, устремив свой взор на пол. – Я не могу вам сразу дать определенный ответ… Вопрос несомненно подвергнется всестороннему обсуждению в ЦИК… Вы можете написать вашему правительству, что нет решительно никаких оснований беспокоиться за них…» Карахан молчал, курил большую сигару, сосредоточенно пуская большие клубы синего дыма в потолок…
Можно ли объяснить ипокритство подобных ответов незнанием того, что произошло в Перми, Екатеринбурге и Алапаевске? Растерянность очевидна, но она отнюдь не свидетельствует о незнании. Морганатическая супруга вел. кн. Павла Ал. передает по существу изумительный разговор, который она имела с Урицким при попытке выяснить причину ареста мужа. Урицкий заявил ей, что великие князья будут отправлены на Урал, где они будут пользоваться известной свободой и где она, Палий, может соединиться со своим мужем. При этом Урицкий упомянул, что если с ее сыном в Алапаевске что-нибудь случилось, то это его вина. Тут кн. Палий с настойчивостью стала уверять петербургского палача, что сын ее спасен и находится вне достижения большевистской власти. Это она хорошо знает. «Он спасся, очевидно, бегством, как и вел. кн. Михаил», – с иронией заметил, промолчав момент, Урицкий и сказал, что Михаил был убит в Перми… Никогда в большевистских газетах не было опубликовано о расстреле вел. кн. Мих. Ал., как то утверждает Быков: «после проверки слухов и опроса предполагаемых участников расстрела». Но в феврале 19 г. в меньшевистском «Всегда вперед» по поводу новых жертв из числа членов великокняжеской семьи, расстрелянных в Петропавловской крепости («позором» назвал этот акт меньшевистский орган) была подчеркнута гибель всей царской семьи на Урале. Позже гибель Михаила признал, как было уже упомянуто, Мясников в своей брошюре-протесте от имени «рабочей оппозиции». Неведующие главари большевиков могли бы узнать, и тем не менее в «дни конференции в Генуе (22 г.) Чичерин с каким-то упорством утверждал корреспонденту «Чикаго Трибун», что по его сведениям, царские дочери находятся в Америке. Это было более чем цинично.
* * *
Хотели того или нет большевики, но их лживые публикации об екатеринбургском убийстве с первого же дня положили начало в обывательской среде разнообразным и противоречивым слухам о судьбе царской семьи. Эти слухи, зарегистрированные екатеринбургским уголовным розыском и подтверждаемые даже свидетелями-«очевидцами», представляют собой эмбрион последующих исторических легенд. Царская семья жива – она вывезена из Екатеринбурга – по версии уголовного розыска – в направлении Перми. Жив и Царь, он увезен в Германию через Ригу, согласно одному из пунктов Брестского мира (по простонародной версии, Вильгельм «строго приказал Ленину»). Насколько последняя версия была распространена, показывает тот факт, что она занесена в официальном уведомлении английского верховного комиссара в Сибири Бальфуру 5 октября: вопреки большевистским объявлениям, «многие из русских, хорошо осведомленных, верят, что он (Царь) находится под покровительством немцев». К этому варианту сам Элиот, не отвергая его, относился несколько скептически. Но ему представлялся правдоподобным увоз Царицы и детей – он подчеркивал, что таково всеобщее мнение в Екатеринбурге. Гибс полагал, что до сей поры нет основания не верить сообщениям большевиков о сохранности царской семьи – во всяком случае, можно полагать, что в Доме Ипатьева расстреляны не все, там находившиеся, и что детям жизнь сохранена. (Элиот допускал, что следы крови явились в результате убийств во время ссоры пьяных людей.)
Упрочению легенды, конечно, содействовал «бессвязный рассказ» только что вышедшего из тюремного лазарета и через три месяца скончавшегося «утомленного» и расслабленного старика Чемодурова. По словам Кобылинскаго, Чемодуров не верил в убийство царской семьи и говорил: «Убили Боткина, Харитонова, Демидову и Труппа, а августейшую семью вывели, причем убийством названных лиц симулировали убийство семьи. Для этого… симулировали и разгром дома…» По другой версии, семья была вывезена в шахты в районе «Ганиной ямы» и там была подстроена новая симуляция в виде сожжения тел, одежды и вещей, а в действительности произошло переодевание, после чего «расстрелянные» благополучно скрылись или были увезены…
Таких версий было бесчисленное множество (см. у Дитерихса). Им верило такое же множество людей в Сибири и Европейской России, а также впоследствии в Зап. Европе441. Т. Боткина-Мельник, в ближайшем окружении которой создались многие легенды, и в частности о роли Соловьева в попытках освобождения Царя, заявляет в своих воспоминаниях: «Конечно, никто из нас не верил слуху (об убийствах в Екатеринбурге) до тех пор, пока по приезде во Владивосток я не увидела людей, лично читавших все дело, веденное ген. Дитерихсом!» Судьба Мих. Ал. возбуждала еще меньшие опасения. Мы видели, как Милюков с Юга рекомендовал москвичам отыскать вел. кн., выдвигаемого лидером конституционалистов в кандидаты на занятие престола. Диктатор далекой Даурии знаменитый бар. Унгерн в одном из своих «приказов» даже в 21 г. объявлял «императора» Михаила «единственным хозяином земли русской». Сибирское следствие, которому картина происшедшего скоро стала ясна, впоследствии склонно было заподозрить источник происхождения этих легенд – их распространяли агенты большевиков. Такое обвинение легко предъявляли «зятю Распутина» и иже были с ним из «петроградско-немецких» организаций… При взятии Екатеринбурга из красной армии перебежало много офицеров. В числе их был кап. ген. шт. Симонов, занимавший пост начальника штаба армии Берзина и помогавший офицерам перебегать на «белогвардейскую» сторону. В Омске при содействии нач. Воен. Академии ген. Андогского он занял должность нач. контрразведывательного отдела. Он официально докладывал Верховному Правителю, повествует Дитерихс, что «слышал от комиссаров, что наследник и великие княжны живы, но неизвестно, где находятся». Лично Симонов «твердо верил» в это. Симонов был знаком с Соловьевым и встретился с ним во Владивостоке. Соловьев сохранял «большое инкогнито», но открылся начальнику паспортного пункта полк. Макарову, прося у него четыре незаполненных бланка заграничных паспортов, «для отправления августейших детей за границу». Дитерихс говорит, что фантазиям, «походившим по абсурдности на умышленно-злостное распространение сведений с преднамеренной целью», больше верили, чем обоснованным на фактах докладам следователя Соколова. Помощник Соколова, человек скорый на заключения, уже обвиняет Соловьева в том, что последний подготовлял самозванца, как это ни абсурдно было для «агента большевиков»!442 Самогипноз был так силен, что еще в 21 г. редакция монархической «Русской Летописи» при перечислении членов «Российского Императорского Дома, убиенных и умученных большевиками», делала оговорку: «вел. кн. Мих. Ал. с половины 18 г. неизвестно где находится, и о Е. И. В. распространены весьма тревожные
