облачками. Иные обсасывали дольки, размазывая по сухому нёбу лопающиеся куколки их соковых мешочков, а кожицу выплевывали. Иные, наоборот, чавкая, глотали кожицу, жмурясь. Иные откусывали от дольки по чуть-чуть, а липкий, мгновенно застывающий, как воск, сок лился по их мохнатым рукам, и они с не меньшим удовольствием облизывали шерстяные пальцы. Были и те, кто, почистив апельсин, глотал его целиком.
– Угощайся – осетровый апельсин. Вепрев, верно? – откуда-то сбоку раздался крепкий, мужеподобный бас, и рослая, с ободранным ухом кинокефалка протянула полуартифексу сжатый в её мясистых пальцах оранжевый шар, как будто подавала золотую державу.
– Репрев, меня зовут Репрев, – поправил её Репрев, неловко кашлянув в кулак. – Благодарю, но откажусь. У меня… аллергия.
– Благодарю – слыхали!.. – ехидно хрюкнула здоровячка, жадно прижав апельсин к животу. – А нам рассказывали, что у полуартифехсов аллергий нет, и что они никогда не болеют.
– А я не простой полуартифекс. Если съем три апельсина разом, то Вселенная лопнет, как сброшенный с крыши арбуз, – нарочно отвратительно пошутил Репрев, подумав при этом: «Астра с его любезностью, пропади она пропадом… Нахватался у него, а теперь стыдно: благодарю!»
Великанша, кажется, шутки не поняла и подальше запрятала апельсин, с подозрительной опаской косясь на полуартифекса, который от переедания цитрусовых вот так просто может устроить вселенскую катастрофу.
Аромат сладкого апельсина – фаворит среди ароматов у Агнии! Пусть она и перебивалась эфирными маслами, которые стоили значительно дешевле, чем тот же парфюм от парфюмерного дома Джима. Но всё же Репрев когда-то мечтал разбогатеть и купить этот парфюм своей Агнии – тогда бы она зафыркала от счастья! Но это было когда-то, давным-давно, а теперь мечты о богатстве волновали его меньше всего.
Кто-то из позади сидящих передал Репреву кусище мяса, завёрнутый в хлебную лепёшку, как в салфетку, чтобы шерсть не испачкалась в жире, но даже через лепёшку мясо обжигало пальцы. Клыки Репрева мягко вошли в сочные волокна: он рвал, пережёвывал, обволакивая кусочки слюной, глотал, но не чувствовал ни сытости, ни пресыщения – его больше не донимал голод, и полуартифекс ел только потому, что у него не соскоблили, как чешую с рыбы, вкусовые сосочки с языка.
– Сказать ему?
– Пока папочка не дал добро… – закатил глаза капитан Аргон.
– Папочка – это доктор… генерал Цингулон, если я правильно понимаю? – спросил Репрев, обращаясь сразу ко всем.
– Ты всё правильно понимаешь, – закивал головой Аргон, ядовито улыбаясь и выковыривая когтем из зубов белую нить застрявшего мяса.
– А за что вы его так? – попытался повторить улыбку Аргона Репрев.
– Не, не подумай, это мы от чистого сердца. Ласково, без зубоскальства, так сказать. Большинство ребят в отряде из бедных, если не сказать хуже, семей. Папочка, его превосходительство генерал Цингулон, принял их как собственных детей. Дал образование, обучил военному ремеслу – до прихода в отряд некоторые не смогли даже окончить школу. А теперь они трудятся вместе с умнейшим львом-феликефалом всех времён и народов, – при этих словах капитан покосился на шатёр доктора. – Пусть и не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы выполнять нашу работу, но если есть желание, можно многое узнать и многому научиться. Тому, чему тебя никогда не научат на Терция-Терре.
– Например?
– Ну сколько там, на Третьей Земле, положено малахитовой травы? Да с гулькин нос им положено, вот что скажу! – сам и ответил капитан. – Крупицы жалкие! И что Кабинет разрешит тебе с ней делать? Ну, покрутишь, повертишь ты её в гуттаперчевых перчатках, на этом и кончится твоё исследование. Напишется статья, опубликуется в каком-нибудь приличном научном журнале. Но это – шажок, даже не шаг. А наука должна двигаться вперёд семимильными шагами! Алтарь науки не должен пустовать, он должен быть беспрерывно занят жертвами.
– Ты говоришь о том, что мы должны приносить себя в жертву во имя науки?
– Нет, – ухмыльнулся Аргон. – Не себя. Других. Мы – жрецы, а не жертвы.
– А те, кого вы приносите в жертву, они с вами согласны? – спросил Репрев.
– Мы черновых особо не спрашиваем, согласны они или не согласны, – буркнул Аргон. – Все эти кинокефалы и феликефалы – предатели и шпионы. Их засылает Смилла и другие враждебные планеты. Врагов у нас, к несчастью, немало. И все они пытаются выкрасть научные достижения его превосходительства генерала Цингулона. Но мы ловим их здесь, на Земле, тёпленькими. Допрашиваем с пристрастием. А когда личина сброшена, не теряя времени, отправляем их к папочке.
– А что потом – на алтарь? – спросил Репрев, слегка поморщившись, и уточнил: – Кровавый алтарь?
– А сам как думаешь? – под губой у Аргона серо желтел клык. – Мы готовимся к войне. А на войне кровопролитие так же естественно, как молоко из сосцов кинокефалки или содержимое ночного горшка, – он сплюнул и как-то искоса рубанул взглядом Репрева. – Ты со мной согласен?
Репрев неуверенно кивнул. Неуверенность его Аргон прочувствовал и сухо, сквозь зубы, сказал:
– Хорошо.
– А ещё нас кормят до отвала! – запел низенький и худенький отрядовец, сидевший неподалёку. – В нашей столовой подают самое лучше печатное мясо – такого даже на Терция-Терре не отведаешь! Можно плевать в потолок в казарме, есть одно это мясо, и мышцы будут расти сами собой! Нашему повару надо бы памятник поставить. А чем вы питались в Коридоре? Вряд ли нашего пайка вам хватило надолго.
– Мы оставили его в пещерах, – с досадой ответил Репрев. – Мы ловили рыбу.
– И это ж как вы её ловили, без снасти-то? – страстно вскрикнул отрядовец. – Вы, наверное, её из подручных, так сказать, средств смастерили? Не голыми же вы руками, вправду, рыбу ловили.
– Не голыми. А у некоторых из нас тогда и рук никаких не было, – Репрев повёл усами, уронив скромный смешок.
– Как же тогда? – напирал отрядовец.
– Всё проще, чем ты думаешь: рыбачил Алатар. Бенгардийский тигр.
Сразу же со всех концов завыли вторящие друг другу кинокефалы, они шеями потянулись к нему:
– Поделись!
– Да, какой он был?
– А правда, что?..
Немного опешив от пристальных взглядов, полуартифекс застенчиво сложил уши.
– Даже не знаю, с чего начать… – он поскрёб подбородок. – Ну, Алатар – хороший рыбак.
По отряду прокатился дружный смешок. Торжественно задрожали градусники. Капитан Аргон, привстав, недовольно замахал руками, жестами успокаивая своих бойцов.
– А ну, отставить! Я предупреждал вас всех, насколько вредны разговоры о бенгардийцах. Их миротворческие настроения всегда шли вразрез с нашими взглядами. Ещё раз услышу подобные разговоры, буду наказывать. И это касается всех без исключения.
Отряд мгновенно замолк. Лишь один сипло вставил:
– Да ладно тебе, капитан! В кои-то веки повстречать кого-то, кто лично знаком
