С этими словами Ви-Брук поднес онемевшего колдуна к разверзшейся дышащей смрадом пасти колодца, ради собственного удовольствия подержал над дырой, как бы размышляя, отпускать или не стоит, а затем не спеша разжал руку. Короткий вопль канул в гробовое молчание, и плиты сомкнулись.
Магическая полусфера лопнула, освободив пленника от воздушных оков. Белый князь привалился к стене, но на ногах не удержался и медленно осел на гранитный пол.
Подскочил Донай.
— Ты как? Живой? — спросил он, явно ожидая положительного ответа.
Оливул посмотрел на небо. Краешек солнечного диска покачивался над горизонтом, даря земле последние лучи.
— Донай, женщина-змея отравила меня ядом. Я умру, когда наступит ночь…
— Что? — пробормотал тот, машинально опускаясь рядом с братом на колени.
— …если ты, — Оливул умолк, подыскивая подходящие слова.
— Ради всего святого — что я должен делать?! — Ви-Брук стал белее мела.
— Пообещай исполнить все, что я скажу.
— Я клянусь, брат!
Донай испуганно следил, как солнце соскальзывает за край земли.
— Ты должен меня убить.
Синий князь оцепенел.
— Оливул, ты бредишь, — прошептал он.
— Доверься мне. Слушай: ты прикажешь Мечу Смерти забрать мою жизнь. Ненадолго, всего на несколько минут. Дождешься, когда солнце сядет, и тогда Смерть освободит меня. Донай, нет другого выхода…
Свет перед глазами потускнел. Белый князь откинулся на идеально отшлифованные плиты, не ощутив ни удара о гранит, ни холода его мертвой поверхности. Коварный яд начал путь к сердцу. Брат что-то кричал, но смысл слов оставался уже за границей понимания.
— Я погибаю, Донай… — сумел выговорить Оливул.
Его голос, всегда твердый и уверенный, потерялся в угрожающей тишине.
— Нет, — Ви-Брук отдал бы сейчас всё, лишь бы реальность обернулась сном.
— Оливул, нет!!
От собственного крика, прогремевшего по всей башне, он пришел в себя. Каленый клинок замер в руке, и вместе с ним замерла, ожидая приказаний, темная холодная туча. Донай подвел острие меча к груди брата.
— Смерть! Сохрани его жизнь.
Слова не поспели за волей. Стоило клинку дотянуться до тела Оливула, его лицо окаменело, полуоткрытые глаза закатились, и тихий вздох сорвался с побелевших губ. Синий князь выронил меч. Солнце уплыло за лес, и землю укрыла непроглядная мистическая тьма.
Останься у Доная время на раздумья, он никогда не решился бы на шаг, который только что сделал. Но тело Оливула лежало на его руках, и он, упрямо отгоняя мысли о роковом конце, отсчитывал в уме секунды. Белый князь сказал — всего на несколько минут. Но где они, эти минуты? Пронеслись и растворились в реке времени, или тянутся до сих пор, будто старые клячи вдоль берега? Донаю подумалось вдруг, что если он на мгновение поспешит или опоздает, жизнь брата, крошечным огоньком теплящаяся на конце Меча, тотчас уйдет в камень, и тогда трагедия утвердится окончательно и бесповоротно.
По спине пробежала дрожь. Ви-Брук в зародыше уничтожил страх и прошептал, обращаясь к бесформенному темно-синему нечто, замершему среди густой темноты.
— Я Витязь Меча Смерти. Ты выбрала меня, и ты будешь служить мне так же, как я служу тебе.
Тень отделилась от стены. Огонь двух факелов в канделябрах раздвинул тьму, и стали видны контуры призрачной фигуры, похожей на силуэт одинокого берегового утеса.
«Яд ушел», — непроизнесенные слова просочились сквозь каменное безмолвие.
Донай, не сводя глаз с мрачного образа, бережно опустил тело брата, нащупал эфес меча, встал во весь рост и вскинул клинок.
— Верни его жизнь.
Сталь заискрилась, и бледная голубая струйка света стекла на грудь Оливула. Ви-Брук затаил дыхание.
Ничто не менялось.
— Верни его жизнь, — медленно, чеканя каждое слово, повторил он и в упор грозно посмотрел на фантом Стихии.
Бер-Росс содрогнулся, и до Доная долетел смешанный со стоном вздох. Меч, отпущенный Витязем, лязгнул о камень.
В свете факелов, отраженных от зеркальных гранитных плит, Ви-Брук видел, как качнулись веки брата, и едва-едва приоткрылись бескровные губы. Донай торопливо расстегнул белые одежды, опустил руку на грудь и, раздвинув грани сознания, открыл свое «я». Энергия сущности полилась в оживающее тело.
Белый князь глубоко вздохнул.
— Оливул, — негромко позвал Донай, наклонившись к выбеленному лицу, — ты слышишь меня?
По шевельнувшимся губам он прочел ответ: да.
— Возвращайся, брат, возвращайся! — настойчиво продолжал Ви-Брук. — Открой глаза… Вот так. Молодец.
— Не тревожься, — беззвучно произнес Оливул, — все в порядке.
— Другого я и не ожидал услышать, — сказал Донай, силясь выдавить из себя улыбку. — Не молчи, Оливул, говори со мной, — в потемках ему показалось, что тот вновь опускается в манящие волны опасных грез. — Оливул, не засыпай!
— Я здесь, — выговорил Бер-Росс и сжал его руку. — Спасибо, брат.
У Доная отлегло от сердца: голос Белого князя был по-прежнему тверд.
— Да я-то не при чем. Твоя идея! — Ви-Брук снял с плеч плащ, наспех свернул и подложил под голову Оливула, затем присел рядом с ним и продолжал. — А знаешь, я думал до этой ночи, что ничего не боюсь. Ты первый человек, кто так меня напугал.
— Всё прошло, Донай. Всё позади. И поверь, другого выхода не было…
В окно, не затянутое слюдяной пленкой, ворвался ветер. Факелы полыхнули под его порывом, и цвета, изуродованные сумерками, на несколько мгновений обрели истинные тона. Среди огненно-рыжих длинных косм Доная промелькнула серая дорожка. Поймав на себе ошеломленный взгляд брата, Ви-Брук на всякий случай огляделся по сторонам и тронул его за плечо.
— Оливул?
— Твои волосы, — тихо произнес тот, — у тебя поседела целая прядь.
Донай поспешно тряхнул головой. Белесый жгут упал на лицо, и вместе с ним эхо пережитого ужаса, восстав из памяти, захлестнуло мозг.
— Прости меня, Донай.
Синий князь опомнился.
— Да что ты, Оливул! — горячо воскликнул он. — Это я должен просить у тебя прощения. Это меня не оказалось рядом в критическую минуту. Клянусь, такого не случится впредь никогда! Живой или мертвый, в любом бою я буду с тобой до конца.
Оливул опустил ладонь на его руку, отчаянно сжимающую эфес Меча.
— Не нужно клясться дважды, брат. Ты однажды дал эту клятву и остался ей верен.
Под добрым взглядом Белого князя буря в душе Ви-Брука утихла в одно мгновение.
— Смерть сказала тебе? — помедлив, еле слышно спросил он.
