— Предупреждаю, — сказал он.
— Потому-то и крутится…
Он не стал предупреждать во второй раз. Он наступил на гноившееся лицо демона с той силой, какая еще оставалась в его истерзанном теле. Он почувствовал, как каблук разда вил кость и вошел в вязкую массу. Кочевник в последний раз содрогнулся и замер.
В коридоре этажом ниже Лоретта тихо читала ту же молитву, что и ее брат.
— Благодатная Мария, Господь с тобою, благословенна ты в женах…
После угроз и воплей она ласкала слух Гарри.
— И благословен плод чрева твоего…
Конечно, красотой и лаской не отвратить смерть. Не избавить невинную душу от страданий. Но все-таки это довольно важные свойства для нашего несовершенного мира.
Он слушал Лоретту, выдергивая ногу из головы Кочевника, Вещество, из которого был слеплен демон, лишилось во ли, утратило связность и уже текло по ступенькам.
Пять ступенек вниз, сосчитал Гарри. Как раз там и лежал отец Гесс.
За победу пришлось заплатить. Кроме разодранной шеи и расцарапанного горла, у Гарри был перелом ключицы и четырех ребер, а также легкое сотрясение мозга. У Стиви, проведшего в плену у Кочевника трое суток, травмы оказались скорее психологическими, нежели физическими. Что бы их залечить, требовалось время, но первый шаг был сделан уже на следующий день. Семья покинула дом на Уикофф-стрит, бросив все на милость слухов. Теперь уже никто не пытался привести дом в порядок. Он пришел в запустение и, простояв зиму, начал разрушаться с невиданной скоростью. Больше никто здесь не поселился.
После этой истории осталась неразгаданная загадка. А именно, зачем демону понадобилось заманивать Гарри на Уикофф-стрит? Или он усомнился в собственных мифах, а старый враг должен был их подтвердить? А может, просто заскучал в сентябрьский денек и решил заново сыграть старую пьесу для собственного удовольствия?
Ответы на эти вопросы, подозревал Гарри, пополнят список вещей, которые он никогда не узнает.
Что касается картины Теда, то Гарри решил повесить ее в гостиной. Поскольку действовать пришлось одной рукой, он провозился битых два часа. Он приколотил холст прямо к стене, и вышло лучше, чем в галерее на выставке. Освободившись от рамы, видение художника словно сочилось кровью из стены.
Хорошенькая Сабина, по всей видимости, выполняла инструкции Кочевника. Больше она не появлялась. Но Гарри все-таки врезал в дверь два новых замка — на всякий случай.
Не прошло и двух недель после поединка на Уикофф-стрит, как вдруг ему позвонил напуганный Рауль:
— Прилетай скорее, Гарри. Чем бы ты ни занимался…
— Где ты?
— Я в Омахе. Я искал Теслу.
— И что?
— Нашел. Но… она не такая, как я ожидал.
— Она в порядке?
В ответ он услышал молчание.
— Рауль?
— Да, я здесь. Я не знаю, в порядке она или нет. Лучше прилетай и сам посмотри.
— Она у Грилло?
— Да. Я шел за ней от самого Лос-Анджелеса. Она сказала соседям, что едет в Небраску. В Голливуде такое считают безумием. Когда тебя ждать?
— Сегодня, если есть рейс. Приедешь за мной в аэропорт? Я не в лучшей форме.
— Что случилось?
— Так, вляпался в дерьмо. Но теперь все чисто.
IV
1
Феба не сказала Джарифе о том, что узнала гостя. С одной стороны, рассказывать было мучительно, с другой — Феба боялась, что Джарифа испугается призрака и увезет детей. Тогда семья останется без крова и без средств, а Фебе придется сидеть в одиночестве. Она уже привыкла к шуму и гомону, и ей не хотелось оказаться один на один с тем, что она наделала. Это было бы невыносимо.
Конечно, Джарифа не слишком поверила Фебе и едва ли удовлетворилась сбивчивыми объяснениями. Но время шло, детей почти перестали мучить приступы слез и ночные кошмары, жизнь в доме постепенно возвращалась к привычному размеренному ритму, так что Джарифа держала свои сомнения при себе.
Теперь Феба начала методично обследовать город в поисках ключа — подсказки, где искать Джо. Если предположить, что Джо не мог просто испариться, выйдя на улицу (в чем Феба не сомневалась: часть его была видимой и плот ной), то не мог он и уйти так, чтобы его абсолютно никто не заметил. Даже в этом городе, куда прибывали суда со всех концов света, а по улицам бродили невиданные существа, — даже здесь Джо должен обращать на себя внимание.
Феба пожалела, что не наладила отношений с соседями. Когда она обращалась к ним с вопросом, ей вежливо отвечали, но стремились поскорее отойти. Она оставалась чужой для них. Феба не спрашивала у соседей про Джо, опасаясь, что люди ничего не расскажут, далее если что-то заметили. Несколько дней подряд она возвращалась домой несчастная и уставшая; она ходила от дома к дому (или от стройки к стройке), все расширяя круги и спрашивая у встречных, не заметили ли они наполовину видимого человека. Она утратила аппетит и разучилась улыбаться. Иногда она, голодная, забывала про обед и ужин и просто бродила по улицам, повторяя его имя. Однажды она заблудилась и так устала, что, не имея сил искать дорогу обратно, уснула на улице. В другой раз зашла в бар в разгар драки, когда две семьи решали между собой территориальные споры, и ей едва не перерезали горло. Но Феба продолжала надеяться, что рано или поздно одна из улиц приведет ее к Джо.
Но нежданно-негоданно новости нашли ее сами. Как-то раз Феба, проблуждав по городу часов двенадцать, собиралась принять ванну. Тут в дверь постучали, и на пороге, не дожидаясь приглашения, появился Энко, попросивший уделить ему несколько минут. Энко всегда относился к Фебе не слишком дружелюбно; это был долговязый нескладный под росток с лицом человека, но с двумя симметричными островками пятнистой кожи на лбу и на шее и с остаточными жаберными пластинками, идущими от середины щеки.
— У меня есть друг, — сказал Энко. — Его зовут Вип Луйму. Он живет от нас через два квартала. Знаете дом с заколоченными окнами?
— Знаю, — ответила Феба.
— Он мне сказал, что вы тут искали… Ну, этого, что был у нас здесь.
— Да, искала.
— Ну так вот, Вип кое-что знает, но мать запретила ему вам говорить.
— Хорошие соседи, — заметила Феба.
— Да это не из-за вас, — проговорил Энко. — Ну… то есть и да и нет. Вообще-то это из-за того, что было здесь раньше, давно. Когда стали приходить корабли, все подумали, что вы хотите открыть дело, как мисс О'Коннел.
— Дело? — переспросила Феба.
— Да. Ну, вы понимаете. Женщины.
— Ничего не понимаю, Энко.
— Ну, шлюхи.
— Что «шлюхи»? — удивилась Феба. — Ты хочешь сказать… — Значит, этот дом… Здесь был бордель?
