Книга Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

из-под ног. Группа уже из трёх уклонилась от столкновения, каждый отпрыгнул назад. В нескольких метрах от них рухнула махина, которая оказалась размером с трёх взрослых быков. Результат патологического воображения тайного Композитора, или же уродливое произведение случайности, извивается в болезненной агонии. Вытянутую тушу бросает загнанным в угол зверем. Раскрывая пасть и демонстрируя забитый зеркалами души колодец, длительно завывает китом. Вокруг этой глотки прорывалось множество человеческих ног, которых немногим меньше, чем волос на бороде старца. Когда попыталось подняться на несформировавшиеся конечности, било жидким хвостом по земле. Должно быть, помогало себе; для этого даже выбросило щупальца из задней части туши.

У этой твари почти получилось закончить задуманное, но покосилось, поскользнулось, упало на брюхо и завыло ещё громче. Начало зачёрпывать массивной челюстью гротескной головы, как казалось, спасительную для неё жидкость.

Вороны своей кожей унюхали отсутствия шансов на победу, с такой напастью им не справится. Да ещё и Р’одум хищниками выглядывали из тьмы вокруг, выбирали слабейшего. «Кто же, кто же?» — отскакивали овации нетерпения от их клыков. Идущим к спасению оставалось только выжидать подходящего окна и бежать из гной-города. Ведь если завяжется битва, выжидающие выходцы из мрака не побрезгуют воспользоваться моментом. В тот же миг задрожало всё, больше чем тяжёлая поступь загромыхала совсем близко — её источника не видно, совсем ничего не видно. Вот он — обратный рассвет надежды.

Р’одум застыли на своих местах, даже лоскуты их одежд сделали то же самое. Рвотный плавун взвился строптивым конём, в боку образовалась свежая рана. Внутри точно лопнул орган, если таковой вообще имел место быть там. Желейные клочки отлетели к сапогам, в кровоглоте появилось ещё несколько отверстий. Чудовище свалилось заполненным редисом мешком из-за пробоин в своей шкуре.

Грегор с опаской подступил, нужно убедиться в дохлости. Поднял фонарь чуть выше и провел им. Туша тут же как-то странно задёргалась, а увиденное породило рой вопросов. Из рваных ран показалась человеческая перчатка. Кто-то выбирался, прорывая мясной барьер тела монстра. Из невообразимой темницы освободился Жевешу, крылья — гагатово чёрные, мокрые от крови, она так и стекает с них.

Внутренний попутчик распрямил плечи, круговыми движениями размял их. Неужели затекли от неудобного положения внутри такого дилижанса? Высвободившийся отбросил мушкетон и произнёс: — Каково узнать, что не только вы можете прогрызать стены? — далее выхватывает топор и медленно подшагивает к голове. — С размаха вонзает его в гротеск, продавливает в ожиданиизаветного хруста. Хруст прозвучал, плавун открыл наполненные ужасом глаза. Убийца пристально смотрит прямо в них и успокаивает: — Ш-ш-ш-ш. Всё прошло. Голод больше не властен над тобой. А теперь я заберу кое-что. — Вырвав зрительную сферу, закидывает в рот, с отвращением пережёвывает. — Вкус как всегда незабываемый, — выкашливает шутка, а на указательном пальце потихоньку загорается желтоватый огонёк.

Вороны осторожно переставляют ноги, ставят удобнее, каждый мускул напряжён, готов к грядущему рывку на говорящего Р’одум. Они готовы, но не Полущёкая, что наблюдала за появившейся угрозой. Кана, кажется, узнала голос, только никогда не слышала его таким. Ей оставалось только каким-то образом проверить свою догадку, пока существа поодаль всё ещё изображали статуи, вылепленные гибридом любопытства и страха. Неужели глубокий инстинкт держал их на привязи?

Попутчик, закончив пережёвывать, выбрасывает раскрытую ладонь, жестом останавливает «пернатых». Лицо свежевателя маской соскальзывает, тем самым показывает правду.

— Рамдверт! — выкрикивает Кана. Она изо всех сил стареется приглушить желание подойти к нему. Через секунду, как и остальные, почувствовала на языке горьковатый вкус. Тело потяжелело, а после подул жаркий, сухой ветер. Сливающийся шум устроил плавный танец трёхдольного ритм. Из тьмы вокруг пробирались мокрые шушуканья: «Хор», — повторяли они одно и то же имя.

— Не двигайтесь, — приказал Рамдверт. Он вышел вперёд, в противоположенную сторону от Воронов. Под сапогами продавливался камень, трескался, а рвота людоеда разбегалась. Настолько велика была сила его поступи. Оставленные им следы источали едва уловимые потрескивания, крики холодного огня. — Семьдесят восьмая ночь пришла. Она уже здесь. Признаюсь, не ожидал увидеть тебя в таком виде. Скажи, тебе не страшно смотреть вниз? — спрашивает он в пустоту. — Впрочем, неважно. Ты стал ниже и больше не смеёшься, когда стоишь возле своего творения.

Рамдверт изобразил руками прямой угол и тут же хлопнул ладонями. Вуаль неведения унизили, сорвали, та оказалась не более чем осязаемой тряпкой. Вот он — полусогнутый Исполин, что обзавёлся дополнением. Из его ключицы торчала стоногая башня из мяса, усеянная грушевидными наростами с длинными мицелиальными тяжами у основания. Слизь обволакивает чудовищное архитектурное сооружение и тут же затвердевает, образует, на вид, прочную корку.

— Это необычное совпадение. Судьба и обстоятельства вновь плетут закономерности. Бывал на поле Кодулеж, говорил с твоим предшественником. Просил меня не отмахиваться от сострадания, быть милосердным. Все мы…игрушки вечно растущего Мундуса. — Квинтэссенции вылились из ничего, «Первые Вороны» выстроились в коридор, части левой и правой стены торжественно подняли оружие. — Они ждут твоих мучений. Хотят разорвать тебя на части. Ты слышишь их? Я слышу каждое мгновенье, каждый предсмертный хрип. Ненависть, ярость — всё со мной. Но… всё же, попробую, — Рамдверт похлопал в ладоши несколько раз, секунда в вечном так ничтожна, но не сейчас; пространство горестно засопело, хмыкнуло девичьим носом; из ран в воздухе вынырнули колоссальные лапы с когтями-фламбергами. Вцепились в живую башню, потянули на себя, чтобы погрузить в бездонную глотку-тоннель. Слишком сильно сопротивление. Тянущие достигли предела своих возможностей, а потому отступили, разлились чёрной водой. — Я пытался. Не вышло. Не повезло. Что ж… привет тебе от Предтечей. А теперь…. давай, повтори своё: ДЕ! — Выкрикнул Рамдверт, подняв руку. Перстень на указательном пальце горит всё ярче, насыщается, мерцает. И тут гаснет. Затишье. Откуда ни возьмись проносится сфера желтоватого цвета с чёрной сердцевиной, или же узкая полоса света. Вспышка, вышибая необъятный шматок, проделывает дыру в глашатом Саккумбиевой ночи. Только спустя какой-то промежуток времени — грохот, какой можно услышать при ударе молнии в столетний дуб.

«ДЕ» рухнул вниз, поднялись волны багровой слякоти. Рамдверт подходит к вершине, которая теперь стала подножием. Мелодично насвистывая, отрывает бескожного кадавра от инструмента с семью трубками. — Не этого я хотел для всех нас. Ты сделал всё что мог, Шылдман. Спасибо тебе, — поблагодарил он и зарубил агонизирующего старика, слившегося со своей супругой в едино целое. Сделал это с некоторой долей наслаждения. Во всяком случае, именно такое складывалось впечатление. — Теперь придётся ждать, — посмотрел Рамдверт на свой перстень. — Я попробовал примерить лицо шутки и, как выяснилось — помогало. А, точно. Меня всё равно съели…

Вся троица была готова проглотить свои язык,