пути в город. Но теперь он зовется не Баркхаузен, супруги Киншепер официально, с соблюдением всех формальностей усыновили его, когда стало ясно, что ни Карл, ни Макс Клуге с войны не вернутся. Кстати говоря, при этом и Дитера истребили, Куно Киншепер звучит превосходно и вполне достаточно.
Куно весело насвистывает, меж тем как гнедой Тони не спеша трусит по залитому солнцем разъезженному проселку. И пусть себе трусит, Тони-то, к обеду они так и так вернутся.
Куно смотрит на поля по обе стороны дороги, испытующим взглядом знатока оценивает всходы. Он многому научился здесь, на селе, и — слава богу! — почти столько же позабыл. Забыл задний двор и Отти, да, про них он почти никогда не вспоминает, не вспоминает и тринадцатилетнего Куно-Дитера, который был чуть ли не разбойником, да, все это больше не существует. Но и мечты об автомастерской отложены, пока что парнишке достаточно, что, несмотря на юные годы, ему разрешено пахать на деревенском тракторе.
Да, они многого добились, отец, мать и он. От родни теперь не зависят, в прошлом году получили землю, самостоятельные люди, с Тони, коровой, поросенком, двумя баранами и семью курами. Тони умеет молотить и пахать, сам Куно научился у отца сеять, а у матери — полоть и мотыжить. Жизнь ему в радость, он доведет хозяйство до ума, не сомневайтесь!
Он насвистывает.
На обочине встает неказистая долговязая фигура — одежда в лохмотьях, лицо изможденное. Но он не из числа несчастных беженцев, нет, это человек опустившийся, бродяга, босяк. Пропитой голос каркает:
— Эй, парень, подвези до города!
Услышав этот голос, Куно Киншепер вздрагивает. Он бы с радостью погнал неторопливого Тони галопом, но слишком поздно, и, не поднимая головы, он говорит:
— Садись… нет, не рядом со мной! Сзади!
— Почему не рядом? — вызывающе каркает бродяга. — Что, нехорош я для тебя?
— Вот дурень! — восклицает Куно с напускной грубостью. — Сзади на соломе-то помягче сидеть!
Бродяга ворчливо соглашается, забирается в телегу, а Тони без понуканий припускает рысью.
Куно совладал с первоначальным испугом, ведь ему пришлось посадить в телегу своего отца, то есть нет, как назло, Баркхаузена, вылезшего из придорожной канавы, как назло, именно его! Но, быть может, это вовсе не случайность, быть может, Баркхаузен нарочно его подкараулил и точно знает, кто его везет.
Через плечо Куно косится на бродягу.
Тот разлегся на соломе и, словно почувствовав взгляд парнишки, говорит:
— Ты небось знаешь, где в тутошних краях живет мальчишка из Берлина, лет шестнадцати? Он наверняка где-то здесь обретается…
— В нашей округе берлинцев много! — отвечает Куно.
— Это я заметил! Но мальчишка, про которого я толкую, случай особый: он не из тех, кого в войну эвакуировали, он слинял от родителей! Про такого мальчишку не слыхал?
— Не-а! — лжет Куно. И, помолчав, спрашивает: — А вы не знаете, как фамилия мальчишки?
— Ну, Баркхаузен его кличут…
— Баркхаузена в наших местах нету, не то я бы знал.
— Смешно! — говорит бродяга, притворно смеется и больно тычет парнишку кулаком между лопаток. — А я вот готов поклясться, что Баркхаузен тут, на телеге сидит!
— И зря! — отвечает Куно, теперь, когда все сомнения отпали, сердце его бьется спокойно и холодно. — Меня-то зовут Киншепер. Куно Киншепер…
— Нет, ну надо же! — Бродяга разыгрывает удивление. — Тот, которого я ищу, тоже Куно, точнее Куно-Дитер…
— А я просто Куно Киншепер, — говорит парнишка. — И потом, кабы я знал, что в телеге у меня сидит Баркхаузен, ему бы ох как не поздоровилось, хлестал бы я его кнутом, пока наземь с телеги не свалится!
— Да что ты! Что ты! Как можно? — изумился бродяга. — Сын? Родного отца кнутом с телеги?
— А отлупивши этого Баркхаузена, — беспощадно продолжал Куно Киншепер, — поехал бы в город, в полицию, и сказал им: держите ухо востро, ребята! Тут в околотке шляется мужик, который только и умеет лодырничать да воровать, людям от него сплошной урон, он и в тюряге сидел, он преступник, арестуйте его!
— Ты этак не сделаешь, Куно-Дитер! — Баркхаузен в самом деле испугался. — Не напустишь на меня легавых! Я ж только что из отсидки и вправду исправился! У меня и бумага от пастора есть, я вправду исправился и к чужому добру не тянусь, вот те крест! Просто подумал, раз ты теперича хорошо устроился и живешь как у Христа за пазухой, так, может, пустишь старика-отца к себе, чтоб он маленько отдохнул! Мне-то совсем худо, Куно-Дитер, легкие никуда, надо маленько дух перевесть…
— Знаю я твои передышки! — с горечью воскликнул парнишка. — Знаю, пущу тебя на один день, а ты мигом растопыришься, и никакими силами тебя уже не выгнать, а в доме от тебя, паразита, только раздор да беда. Нетушки, слезай с телеги, не то впрямь кнутом угощу!
Парнишка остановил коня и спрыгнул с телеги. Стоял, сжимая в руке кнут, готовый на все, лишь бы защитить мир новообретенного дома.
Вечный неудачник Баркхаузен жалобно проговорил:
— Ты ведь так не поступишь! Не станешь бить родного отца!
— Ты мне вовсе не отец! Раньше-то сам без конца об этом твердил, так что извини!
— Шутковал я, Куно-Дитер, неужто непонятно!
— Нет у меня отца! — выкрикнул разъяренный парнишка. — У меня есть мать, и я начинаю все с самого начала! А когда заявляются всякие из прошлых времен и городят невесть что, я их луплю, пока не отвяжутся! Не дам я тебе испоганить мою жизнь!
Он стоял так угрожающе, с кнутом в руке, что старикан по-настоящему испугался. Слез с телеги и тоже стоял теперь на дороге, с перекошенным от страха лицом.
И трусливо пригрозил:
— Я могу устроить тебе большие неприятности…
— Так я и думал! — воскликнул Куно Киншепер. — Сперва клянчишь, потом грозишь, как всегда! Но я тебе вот что скажу, вот что обещаю: отсюда я поеду прямиком в полицию и подам заявление, что ты угрожал поджечь наш дом…
— Да ведь я ничего такого не говорил, Куно-Дитер!
— Зато думал, по глазам вижу! Ступай своей дорогой! И помни: через час полиция начнет тебя искать! Так что вали отсюда, и побыстрее!
Куно Киншепер стоял на дороге, пока оборванная фигура не исчезла среди пшеничных полей. Тогда он похлопал гнедого Тони по холке:
— Ну что, Тони, не дадим мы таким типам сызнова поганить нам жизнь, верно? Мы начали сначала. Когда мама сунула меня в воду и собственными руками
