А потом, когда Хоукмун увидел Мелиадуса, на него снова накатила волна боли, и он упал с лошади.
Мелиадус сошел с черного жеребца и медленно подошел к Хоукмуну. Рунный посох выпал у Хоукмуна из руки, и он едва удерживал Меч Рассвета.
Хоукмун шевельнулся, застонал. Вокруг него продолжалась битва, однако к нему она, кажется, не имела никакого отношения. Он ощущал, как силы покидают его, чувствовал, как усиливается боль в голове, он открыл глаза и увидел приближавшегося Мелиадуса, чей волчий шлем, кажется, скалился в предвкушении победы. В горле у Хоукмуна пересохло, он силился двинуться, пытаясь дотянуться до Рунного посоха, лежавшего на булыжниках мостовой.
Мелиадус негромко проговорил:
– Наконец-то, Хоукмун. Я вижу, ты страдаешь от боли. Я вижу, ты ослаб. Единственное, о чем я сожалею, что ты не доживешь, чтобы увидеть свое безоговорочное поражение и Иссельду в моей власти. – Мелиадус говорил почти жалостливо, почти с состраданием. – Что, не можешь подняться, Хоукмун? Что, Черный Камень пожирает твой мозг под этим блестящим шлемом? Может, прикончить тебя или же оставить помучиться для моего удовольствия? Не можешь ответить, Хоукмун? Не хочешь попросить о снисхождении?
Хоукмун судорожно вцепился в Рунный посох. Он обхватил его и крепко стиснул. И почти сразу силы прибавилось, не много, но достаточно, чтобы он сумел подняться на ноги и устоять. Он стоял, согнувшись и пошатываясь. Вдохи походили на прерывистые рыдания. Он как сквозь пелену таращился на Мелиадуса, когда барон занес меч, чтобы прикончить его.
Хоукмун и сам попытался поднять оружие, но у него не получилось.
Мелиадус замешкался.
– Ты не можешь сражаться. Сочувствую, Хоукмун. – Он протянул руку. – Отдай мне этот посох, Хоукмун. Это же на нем я поклялся отомстить замку Брасс. И моя месть вот-вот свершится. Дай мне его, Хоукмун.
Хоукмун сделал два неловких шага, отступая назад, мотнул головой, неспособный ответить из-за телесной слабости.
– Хоукмун, отдай его мне.
– Ты… его… не… получишь… – просипел герцог Кёльнский.
– В таком случае придется сначала тебя убить. – Мелиадус поднял клинок. Рунный посох вдруг запульсировал ярким светом, и Мелиадус уставился сквозь прорези в волчьей маске на собственное отражение в зеркальном шлеме Хоукмуна. Мелиадус вздрогнул. Он замешкался.
И Хоукмун, ощутивший новый прилив энергии от Рунного посоха, поднял меч, понимая, что сил у него только на один удар и этим ударом он должен убить того, кто стоит перед ним, завороженный, сбитый с толку собственным образом.
И Хоукмун поднял Меч Рассвета и опустил его, а Мелиадус издал громкий предсмертный крик, когда клинок пронзил кость и вошел в сердце. И его последними словами, прозвучавшими с последним болезненным вздохом, были:
– Будь проклят Рунный посох! Это он принес гибель Гранбретани!
И Хоукмун рухнул на землю, зная, что вот теперь он умрет, и Иссельда умрет, и Орланд Фанк умрет, потому что воинов Камарга осталось совсем мало, а солдат Темной Империи по-прежнему много.
Глава семнадцатая
Печальная королева
Хоукмун очнулся в тревоге и увидел над собой змеиную маску барона Калана Витальского. Он резко сел на скамье, нашаривая оружие.
Калан пожал плечами, развернувшись к группе людей, стоявших в тени.
– Я же говорил, что смогу. Его разум восстановлен, его силы восстановлены, и вся его дурацкая личность восстановлена, а теперь, королева Флана, прошу позволения продолжить то дело, которое я начал, когда вы прервали меня.
Хоукмун узнал маску цапли. Она кивнула, и Калан направился в смежную комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Люди из тени шагнули вперед, и Хоукмун с радостью понял, что среди них Иссельда. Он обнял ее, поцеловал нежную щеку.
– Я так боялась, что Калан обманет нас, – сказала она. – Это королева Флана нашла тебя после того, как приказала войскам прекратить сражение. Мы были последними выжившими, Орланд Фанк и я, и мы думали, что ты погиб. Но Калан вернул тебя к жизни, вынул из головы Черный Камень и уничтожил машину, чтобы больше никто не опасался власти Черного Камня.
– И от какого же дела вы отвлекли его, королева Флана? – спросил Хоукмун. – Почему он был так зол?
– Он собирался убить себя, – проговорила Флана без всякого выражения. – Я пригрозила оставить его в живых навсегда, если он не выполнит мой приказ.
– А Д’Аверк? – спросил Хоукмун с недоумением. – Где Д’Аверк?
– Погиб, – сказала королева тем же лишенным выражения голосом. – Убит в тронном зале одним не в меру ретивым охранником.
Радость Хоукмуна сменилась угрюмостью.
– Значит, все они погибли: граф Брасс, Оладан, Боженталь?
– Да, – подтвердил Орланд Фанк, – однако они отдали жизнь за великое дело, они освободили из рабства миллионы. До сего дня Европа знала только войны. Может быть, теперь люди обретут мир, ведь они уже понимают, к чему приводит война.
– Граф Брасс желал мира в Европе больше всего на свете, – сказал Хоукмун. – Как я хотел бы, чтобы он был жив, чтобы увидеть это.
– Может быть, его внук увидит, – отозвалась Иссельда.
– Пока я королева Гранбретани, вам нечего опасаться, – сказала им Флана. – Я собираюсь снести Лондру, а сама поселюсь в моем родном Кэнбери. Богатства Лондры – а она до сих пор богаче всего остального мира вместе взятого – будут пущены на восстановление городов Европы, на заселение деревень, на возмещение добром того зла, которое мы сотворили. – Она сняла маску, и они увидели ее красивое, великолепное, но печальное лицо. – И еще я отменю ношение масок.
Орланд Фанк посмотрел скептически, но вслух ничего не сказал.
– Мощь Гранбретани подорвана навсегда, – произнес он вместо того, – работа Рунного посоха завершена. – Он похлопал по свертку у себя под мышкой. – Я забираю Меч Рассвета, Красный Амулет и Рунный посох, увезу в безопасное место, но если вдруг настанет время, дружище Хоукмун, когда тебе потребуется их объединенная сила, то ты получишь всё обратно, обещаю.
– Надеюсь, это время не придет, Орланд Фанк.
Фанк вздохнул.
– Мир нисколько не меняется, Дориан Хоукмун. Равновесие в мире редко нарушается, и если весы все-таки качнутся в какую-нибудь сторону, то Рунный посох будет стремиться восстановить его. Возможно, дни наибольшего колебания не наступят еще век или два. Не знаю.
Хоукмун засмеялся.
– Но ты должен знать, ты же всезнайка.
Фанк улыбнулся.
– Нет, друг, я не знаю, зато знает он, Рунный посох, которому я служу.
– Твой сын, Джехамия Коналиас…
– О, на эту загадку даже Рунный посох не знает ответа. – Фанк почесал свой длинный нос и окинул всех взглядом. – Что ж, настало время попрощаться со всеми, кто уцелел. Вы отлично сражались, и вы сражались за справедливость.
