позу геюпа и как следует выпьет со старыми друзьями. Вино будет литься рекой, и все забудут о застольных манерах. Сегодня можно говорить все, что угодно.
Мюн Сакри, командующий пехотой, Тан Каруконо, командующий кавалерией, Рин Кода, секретарь предусмотрительности (это звучало много лучше, чем «глава шпионов»), принимали герцога Тэку Кимо и маркиза Пуму Йему за столиком в углу, где их громкая беседа не потревожила бы других гостей. Время от времени, когда они начинали спорить слишком энергично, Куни приходилось их лично успокаивать.
Рядом поставили специальный ритуальный столик, накрытый для друзей и родственников, не доживших до сегодняшнего дня: Нарэ, Хупэ, Муру, капитана Досы, Фина, Маты, Кикоми… Время от времени Куни и другие подходили к нему, чтобы помянуть ушедших. И хотя на глазах стояли слезы, слова звучали торжественно. Надежда – лучший способ почтить мертвых.
Лишь одно омрачало праздничное настроение – отсутствие Дафиро Миро, капитана дворцовой стражи, который повез тело брата Рато домой, в деревню рядом с Киесой, чтобы похоронить, и поклялся соблюдать траур в течение года.
Вдова Васу из «Великолепной вазы» приготовила трапезу и выпивку. Теперь ее заведение получило более высокий статус – ведь очень многим хотелось побывать там, где в прежние времена часто отдыхал Куни Гару. Трактирщица понимала, что болтать лишнее не следует, и лишь загадочно улыбалась, когда клиенты просили подтвердить или опровергнуть очередную легенду о Куни Гару. Теперь лучшую выпивку в «Вазе» подавали исключительно ученым и студентам со всего Дара, которые прибыли в Дзуди набираться знаний в академиях, открытых последователями мастера Лоинга. Очень жаль, что сам учитель не дожил до этого дня, – но разве учиться у бывших однокашников императора не высшая честь? Прилив поднимает все лодки.
На помосте, за почетным столом, рядом с королем и его женами, сидел Фэсо Гару, отец Куни, Кадо и Тете Гару, его брат и невестка; а также Гило и Лу Матиза, родители Джиа. Улыбки на лицах семьи Матиза были несколько натянутыми, но Куни был настроен снисходительно и не стал проявлять к ним враждебность.
Джиа раз за разом поднимала кубок вслед за Гин Мадзоти, Луаном Цзиа и Кого Йелу: эти трое стали самыми важными персонами в новой империи Дасу – и, казалось, пыталась компенсировать время своего отсутствия, ведь у Рисаны было гораздо больше возможностей завоевать их расположение.
Сото Цзинду посмотрела на Джиа, а потом перевела взгляд на Рисану, тихо сидевшую рядом с Куни, что ее вполне устраивало. Перед началом приема Куни объявил, что их сын, юный принц Хадо-тика, достиг возраста разума, поэтому получит имя Фиро, что означает «Жемчужина-На-Ладони».
Лишь немногие из тех, кто глубоко изучал классику ано, понимали туманный намек, что кроется за этим именем. Патриот Кокру и поэт Лурусен однажды написал поэму в честь рождения нового принца, и в ней есть такие строки:
Сын, несущий в себе наследие отца,Дороже жемчужины на ладони великого короля.
Имя принца Тиму, Добрый Правитель, было намеком на любовь к его матери, но имя Фиро, как казалось, свидетельствовало о том, что именно этого сына Куни видел своим преемником. Вот почему застыло лицо Джиа, когда было объявлено имя ребенка, хотя Рисана, казалось, отнеслась к этому равнодушно.
Время от времени со двора доносился шум играющих и смеющихся детей. Сото вздохнула. Рисана пока не понимала, что оказалась в беде. Ей и в голову не приходило, что одного только расположения Куни недостаточно, что отношения между женами и детьми императора никогда не бывают добросердечными.
Когда Рисана заиграла на кокосовой лютне, Куни, заметно опьяневший, отложил свой куникин и грустно запел:
– Дует ветер, тучи бегут по небу.Моя власть покачивается на волнах Четырех Безмятежных Морей.Теперь я дома, мои друзья и любимые рядом,Но долгой ли будет передышка, чтобы наслаждаться покоем?
В воздухе парили зонтики одуванчиков, подобные снегопаду.
– Я слышал, что ты отказался от титулов имперского советника и главного секретаря, – сказал Кого Луану. – Так что же ты собираешься делать?
– О, я еще не решил. Может, попытаюсь превратить механических крубенов в железных лошадей и быков – торговцам и фермерам это понравится, а может, отправлюсь путешествовать по островам на воздушном шаре, чтобы составить более точные карты, или по горам, чтобы усовершенствовать своего воздушного змея, который летает без веревки.
– Но в любом случае при дворе ты не останешься?
– Все нужно делать вовремя: когда-то всплыть вместе с крубеном, а когда-то просто уйти…
Кого улыбнулся и больше ничего не сказал.
Луан посмотрел на Гин Мадзоти. Поймав его взгляд, она улыбнулась и подняла свой кубок. Глаза ее лучились доверием, но Луан похолодел, вспомнив песню Куни. «Охота закончена».
Покачав головой, Луан поднес к губам кубок и выпил.
Словарь
геюпа – неформальная сидячая поза, когда ноги скрещены и находятся под телом, стопа каждой располагается под бедром другой
джири – женский поклон со скрещенными на груди руками, знак уважения
диран – летучая рыба, символ женственности и знак удачи. Диран покрыт радужными чешуйками и снабжен острым клювом
крубен – чешуйчатый кит с бивнем, выступающим из головы, символ императорской власти
куникин – большой кубок на трех ножках
кюпа – игра, в которую играют черными и белыми камешками на решетчатой доске
минген – вид сокола особо крупных размеров, водится на острове Руи
мипа рари – официальная коленопреклоненная поза, когда спину держат прямо, а вес тела распространяется между коленями и носками ног
огэ – капли пота
пави – животный тотем богов Дара
ренга – вежливое обращение к императору
такридо – чрезвычайно неформальная сидячая поза, когда человек вытягивает перед собой ноги; используется только в общении с близкими или с низшими по статусу
– тика – уменьшительно-ласкательный суффикс, применяемый к членам семьи
туноа – виноградная гроздь
Примечание
Поэма, которую читал Мата Цзинду, представляет собой переделанную «Оду к хризантеме», написанную в поздний период Танской династии Хуаном Чао[1]. (Хуан – это фамилия.) Его история не имеет отношения к этой книге, но в ней говорится о цветах и политике. И если коротко, то выглядит она так.
Хуан родился в семье богатого контрабандиста, торговавшего солью, и написал свою оду в Чанъане[2], столице династии Тан, когда провалил экзамены в имперский университет. Двор династии Тан из всех цветов предпочитал пион, и ода, посвященная хризантеме, стала политическим актом.
В 875 году Хуан поднял восстание, направленное против коррумпированного двора династии Тан, который купался в роскоши, в то время как простой народ страдал от природных катаклизмов и жестокого правления. Пять лет спустя армии мятежников удалось захватить Чанъань. Дошедшие до нас исторические источники рассказывают о том, что люди Хуана самым безжалостным образом убивали и грабили всех, кто попадался у них на пути. В конце концов восстание – хотя и ускорило падение династии Тан – потерпело поражение. Хуана
