и были уже на середине пути.
— Вы бегите, — сказал Поно и поднял меч. — Я как-нибудь… Я их задержу.
Тут он придумал другое и, положив меч на землю, взял копьё из рук Дамиры. Он смотрел на неё чуть дольше, чем нужно, но ничего не сказал, не смог. Да и что тут скажешь? Через две поры дождей он мог бы уже взять жену, и, может, она бы дождалась, но что говорить о том теперь? Ещё он хотел узнать, не смеялась ли она над ним, но и если да, и если нет — одинаково больно. Ведь это конец.
И он побежал к тропе, оставляя их всех за спиной. Он только надеялся, что ему достанет сил сбить кочевников с ног, хоть одного. Может, двоих. Пока они на тропе…
— Великий Гончар, помоги! — прошептал он, стискивая пальцы на древке. Он видел уже оскаленное лицо того, кто спешил ему навстречу, каждую чёрточку.
За спиной кто-то закричал. Кто-то звал его по имени.
Что-то ударило в плечо, опрокидывая, и Поно упал на землю в пяти шагах от провала. Он подумал: стрела, — а потом подумал: она прилетела сзади, — и обернулся в страхе.
Над ним стоял музыкант.
— Быстро бегаешь, братец, — сказал он без улыбки и перевёл взгляд на кочевников. В руке его Поно заметил изогнутый меч — должно быть, тот, который он сам только что держал и бросил.
И пока Поно глядел на него, сидя на земле, музыкант взял и копьё и пошёл навстречу кочевникам.
— Братец! — воскликнул кто-то и обнял за плечи.
Поно обернулся — Нуру сидела рядом. Одной рукой она прижала его к себе, а второй удерживала пакари. Тот потянулся и обнюхал Поно.
— Что же ты, — только и сказала Нуру и умолкла, глядя на музыканта.
Он метнул копьё кочевнику в ноги. Тот споткнулся, упал на колено, и музыкант одним ударом сбил его с тропы в провал.
Раздался оклик. Второй кочевник присел, и третий выпустил стрелу из-за его спины. В этот же миг музыкант упал на колени и быстрым, едва заметным движением метнул нож. Тот вонзился лучнику в горло. Стрела пролетела, никого не задев. Музыкант бросился вперёд и быстрее, чем второй кочевник успел подняться с колен, размахнулся и нанёс ему удар по шее.
Третий кочевник был силён. Он не упал, он пытался натянуть лук, когда музыкант подошёл к нему, выдернул нож из горла и вонзил в сердце.
Он ещё постоял, глядя на битву на той стороне и слушая, как тело падает в пропасть.
— Мараму! — позвала Нуру. — Ведь ты не пойдёшь туда? Я не могу тебя потерять, не теперь!
Музыкант обернулся.
— Если не пойду, сам потеряю себя, — сказал он. — Довольно я убегал. Довольно стоял в стороне, когда те, кого люблю, нуждались в защите.
— Прошу тебя, не ходи! Давай подождём…
Музыкант отступил на шаг и улыбнулся.
— Даже если не вернусь, — сказал он, — моё сердце останется с тобой.
Он сделал ещё шаг спиной вперёд, сделал другой — а огонь на тропе давно погас, и она вся уже скрылась в тумане. Музыкант прижал к сердцу ладонь, посмотрел на кого-то поверх головы Поно, взмахнул рукой в прощальном жесте, отвернулся и побежал широким шагом туда, где ещё держался — может быть, из последних сил — Чёрный Коготок со своими людьми.
— Так он мертвец или нет? — спросил Поно. — Я слышал, его убили!
— А я это видела, — ответила Нуру.
За спиной кто-то ахнул. Все они, кто мог стоять, подошли сюда, и Нуру поднялась на ноги, и Поно тоже встал.
— Я была там, в Доме Песка и Золота, — сказала она, обращаясь ко всем. — Видела, как его сердце пронзили ножом и как потом унесли тело. Я только не знала, что страж подкуплен и что у Мараму под одеждой привязан мех с бычьей кровью. Нож лишь едва оцарапал его. Ах, сестрички, я и о вас слышала, что вы мертвы!
И она, раскинув руки, обняла девушек, а они обняли её.
— Так бы и было! — сердито ответила Тростинка. — Имара, эта змея, оставила нас, сбежала с нашим золотом, и все работники с нею. Нас бросили на растерзание, чтобы у них было время уйти!
— Но пришла Марифа, — сказала Звонкий Голосок. — Может быть, ты слышала о ней от Мараму? Она привела своих женщин, и вместе мы отбились! Ох, что это был за бой — мы швыряли всё, что попадало под руку, и масло горело — три серебряных фаланги за кувшинчик! Ах, и все наши платья, и бусы…
— А Шелковинка? — с тревогой спросила Нуру. — Где она?
— Она там, — печально сказала Уголёк и указала через провал.
В это время Чёрный Коготок стоял плечом к плечу со своими людьми, сражаясь против того, с чем никогда прежде не сталкивался. Не человек, не зверь, этот враг был силён и умён, и оружием ему служили когти и зубы. Чёрный Коготок видел сам, как эта тварь пролетела по чужим плечам, и взмах когтистой руки убил воина, почти отделив голову от тела. Что бы это ни было, оно помогало кочевникам, но они боялись его и сами. Многие теперь держались в стороне. Кто-то стонал на земле, потому что тварь использовала их спины и плечи, чтобы, разбежавшись, прыгнуть сверху, и её когти рвали плоть, как кривые ножи.
Здесь ещё были воины, кроме кочевников, и они не вступали в битву, пока не появился человек-зверь. Тогда они дали понять, что кочевники им не друзья, и встали рядом с людьми Чёрного Коготка. Они сомкнули ряды, прикрыв спинами женщин, и те выставили копья, чтобы тварь не напала сверху. Как долго они продержатся, Чёрный Коготок не знал.
За спиной раздался стон. Многие были ранены. Плечи и грудь Чёрного Коготка тоже покрыла кровь, и не вся она принадлежала ему.
Та женщина, что не умела сражаться, попалась ему на пути ещё дважды. Когда он лежал на земле, отводя в сторону руку кочевника с зажатым в ней ножом, перед его глазами возник клинок и перерезал кочевнику горло. Это сделала женщина. Он справился бы и сам, и обошёлся бы без того, чтобы заливать лицо чужой кровью — это он сказал ей коротко и ясно, протирая глаза. Она только улыбнулась, и битва развела их в разные стороны.
Во второй раз они встретились, когда невесть откуда появилась эта тварь и бросилась на людей. Чёрный Коготок промедлил только на миг, глядя в лицо под чёрными космами, безбровое, с грубыми
