посажу! – взревел Репрев, топнув ногой, но его глаза – его глаза говорили совсем о другом. – Ну зачем, зачем, скажи, ты полез к Агнии? Ты же знал, что она для меня предназначена! Но нет, тебе надо было сунуть свой нос. Ты мне противен! Я презираю тебя и всю твою… мечтательность! – Репрев брезгливо поморщился, встав. – Презираю, презираю, слышишь?! Как ты мог сделать то, чего делать было нельзя? Как ты посмел…
– Так это за неё ты меня так мучаешь? – спокойно спросил Астра.
– За неё я замучаю любого! А тебя и подавно! – задыхаясь, процедил Репрев, подкинул блюдце с чашкой, и они вдребезги разбились об потолок, превратившись в снежные комья и обрушившись ему на голову. Полуартифекс встряхнул ушами и засопел, как бык, сдувая с носа снежинки.
– О, так этот чайный набор – твоя работа, – присвистнул Астра.
– Пришлось самому постигать азы.
Астра отчего-то был рад увидеть прежнего Репрева, улыбнулся и уже спокойнее спросил:
– Чай-то хоть настоящий был или тоже?..
– Да, сам заваривал, – сказал Репрев, скрестил руки на груди и повернулся к Астре спиной. – И пять кубиков настоящего сахара.
– Пять! – крякнул Астра, зазвенев наручниками. – На такое блюдце? Ты точно захотел моей смерти.
– Я его не пью, отстань, и сколько сахара класть – не знаю, – буркнул Репрев. Далее он сложил ладони ковшом, закрыл глаза и смущённо сказал: – Отвернись.
– Чего? – удивлённо пробормотал Астра.
– Я сказал: отвернись! У меня для тебя есть… короче, у меня для тебя кое-что есть. Но пока ты не отвернёшься, я тебе это кое-что не дам.
– Ты ко мне спиной стоишь, дурень, – пробурчал Астра, но всё-таки отвернулся. В нём снова проснулось любопытство.
Репрев открыл глаза. В ладонях у него бился, светясь через щёлочки между пальцами ровным и нежным алым светом, снегирь. От своих сородичей он отличался необыкновенным окрасом: будто кто-то взял цвет с его грудки и, не мудрствуя лукаво, расписал птаху с головушки до хвостика, только и оставив головушку, хвостик да крылышки чёрными головешками (а на крылышках ещё и забыл наложить белый мазок). Но и на этом чудеса не заканчивались: каждое без исключения пёрышко пичужки горело язычком пламени, а когда пичужка возьмёт да встрепыхнётся, перышки сыпались, вертелись, крутились, кружились, искрясь, неслышно шипя, и на месте выпавшего перышка вырастало новое, ещё более яркое и жаркое. И вообще, снегирь выглядел так, будто сошёл с детского рисунка: аляповато, топорно, несколько угловато и не во всём анатомически верно повторял первоисточник.
Репрев отпустил снегирька, и он, чирикая, зацепился своими стеклянными, словно составленными из опавших солнечных лучиков, лапками за обезображенную руку Астры, ударил по ней своим чёрным, как шелуха подсолнуха, клювиком. Снегирёк зардел зарёй и осенил переполняющим светом ветхий сарайчик, свет хлынул из всех щелей и дырок наружу; заплясали на стенах тени. И Астра в мгновение ока согрелся.
– С ним ты переживёшь эту ночь, – успокоил Репрев. – Почеши ему пальцем три раза по головке, и он превратится в ягоду рябины. Подуешь на ягоду – станет птицей. Я это сам придумал, чтобы, если что, ты смог его быстро спрятать, – снегирёк, словно в подтверждение слов полуартифекса, засвистел. – Поэтому долго не держи свет, а то отряд может заметить и заподозрить неладное, – Репрев пытался говорить строгим голосом, но получалось у него умильно и застенчиво, будто бы ему было неловко из-за этой своей выдумки.
– А почему у тебя снегирь почти весь красный – кого он стесняется? – не удержался и спросил Астра с улыбкой. – Ты что, снегиря никогда не видел? У него же спинка как будто карандашным грифелем закрашена и клочком бумажки притёрта, чтобы цвет сгладился. А у тебя что? Никакой правдоподобности. А ещё полуартифексом назвался.
– Я в снегирях, как и в чае, не больно разбираюсь, – обиженно фыркнул Репрев.
– Ну, ладно тебе, ладно. Я тоже в птицах ничегошеньки не смыслю… Но я благодарен тебе, Репрев, – искренне сказал Астра, всё улыбаясь необъяснимой улыбкой и с ожившим лицом разглядывая со всех сторон чудесного зверика.
– Да ладно, великое дело, – почесал затылок Репрев, потупив взор. – Но запомни одно, – вдруг голос его изменился, фальшиво загрубев, – следующая встреча со мной будет последней в твоей жизни. Из новой передряги я тебя вызволять не стану. Заруби себе на носу.
– Но мы должны как можно скорее отыскать Агнию! – возбуждённо крикнул Астра, напугав снегирька так, что тот подпрыгнул.
– Я же тебе сказал: не суйся, куда не просят! Мне её спасать, и я обойдусь без чьей-либо помощи, особенно без твоей. Как только отряд вернётся в город, я займусь её поисками.
– Алатар как-то рассказывал мне, что между живыми существами есть незримые связи – они могут быть подсказкой…
– Не смей при мне упоминать его имя! – резко оборвал его Репрев, забрызгав слюной. – Слышал я про все эти ваши связи. Нет Агнии, нигде нет, пустота, тишина! Но это не значит ровным счётом ничего – она ещё среди живых.
– Я не говорил, что она… – Астра не докончил и спросил: – Можно тебя ещё кое о чём попросить? Последняя просьба.
– Ну, проси.
– Если… когда ты найдёшь её, передай ей мои слова, только слово в слово – не забудь: «Агния, носи под сердцем свой оберег, даже если он потерян для тебя навсегда…» Так ты передашь? Агния всё поймёт, я верю.
Репрев оставил Астру без ответа, но Астра верил – передаст. Великан не осмелился даже взглянуть на него, лишь скупо и быстро попрощался, разрушил лунный столп, пройдя сквозь него, и посеребрённые струи упали с его поджатых плеч. Дверь оплакала его уход и затворилась.
Полуартифекс брёл с закрытыми глазами, и в тенебре назойливо мигала тянущаяся откуда-то из груди красная нить, которую он настойчиво пытался с себя сорвать.
Глава 14. Зелёный коридор
Метель крепла. Призрачным строем шёл отряд, растянувшись цепочкой: их белая униформа тускло светилась, помогая прокладывать путь через снега, через вязкую мглу. Впереди шли черновые, протаптывая дорогу в мертвенно бледных сугробах; сгорбившись, в руках кинокефалы и кинокефалки тащили ящики с провизией. Всё, что Репрев знал об этих черновых, было то, что генерал Цингулон на время похода за малахитовой травой изъял их из тюрьмы, находящейся при его базе.
Униформа сохраняла тепло и согревала; её линзы не запотевали, при любой погоде они давали хороший обзор. В ней отрядовцы чувствовали себя в безопасности: за счёт бронебойных пластин можно было не бояться нападения крупных хищников вроде медведя. Но в Зелёном коридоре обитали существа пострашнее медведей, и спастись
