— Верю в Освобождение, сестра, — шепнул Фатей. Красавица равнодушно посмотрела ему в лицо и отвернулась.
— Никогда, — сказала она грустно. — Джурон-хакан никогда не освободит отца. Отец — раб Джурона-хакана.
Похоже, она его не поняла. Медленно, очень медленно, чтобы не спугнуть, Фатей пересел поближе и так же медленно протянул руку. На этот раз у него получилось сжать в своих пальцах её — такие тонкие, хрупкие, казалось, они сломаются от простого пожатия. От одежды девушки исходил незнакомый сладковатый запах.
— Не грусти, красавица, — сказал он со своей обычной беспечностью. — Пока человек жив, надежда всегда есть.
Девушка грустно покачала головой. Фатей обнял её за плечи и хотел уже привлечь к себе, как она вывернулась из его рук и встала.
— Нельзя, — проговорила она. — Нельзя, плохо, беда будет.
— Хей, не уходи, красавица, — запротестовал Фатей. Как она вывернулась-то? Зачем тогда приходила?
— Нельзя, — повторила девушка и ускользнула.
* * *
Юлди ничего не оставалось делать, только ждать и молиться Заступнику о спасении товарищей, о прощении его гордыни, о помощи, о наставлении… Едва монаху стало лучше, старик-лекарь покинул его шатёр и теперь Юлди составляли компанию стражники, не знавшие ни единого слова на языке Дарилики. Они спали по очереди и, хотя смотрели на пленника как на неодушевлённую вещь, начинали недовольно ворчать, стоило ему хоть шаг сделать в сторону выхода. Оглушить одного, пока спит второй? А куда бежать? Как найти дорогу в степи, где нет ни одной зацепки для глаз и взгляд убегает далеко-далеко к самому краю неба?
На пятый день его плена стражники подняли Юлди до рассвета и знаками показали, что он должен идти с ними. Что его ждало — смерть, пытки? Сможет ли он встретить их с честью, как служитель Заступника?..
Лагерь ещё спал, когда стражники провели монаха между дозорами. Все встречные степняки, видно, знали, куда ведут Юлди. Никто не удивился, не окликнул. Вот он вышли из лагеря и зашагали дальше. Монах попытался спросить стражников знаками, чего они от него хотят. Один, повыше и потолще, что-то сказал товарищу и оба засмеялись. Худой и низенький обнажил меч и кивнул перед собой. Там, впереди виднелся холм. Это место его казни? Но зачем вне лагеря?
Сторожа переглянулись.
— Идти, — с трудом выговорил высокий на языке Дарилики. — Нет бежать. Плохо! Идти! Молитва. Люди. Молитва. Нет бежать. Нет смерть. Идти.
— Вернуться, — добавил низенький, указывая назад, а потом снова кивая на холм.
Это немного успокоило Юлди и он пошёл за ними, с любопытством разглядывая степь вокруг. Всё было так непохоже на его родные горы! Выжженная солнцем золотая трава, бледное предрассветное небо, в котором, раскинув крылья, парил сокол, да льющаяся с неба трель жаворонка. Алый пожар на восходе, далёкие точки — пасётся табун коней…
Холм приближался медленно, но вот Юлди разглядел на его вершине три фигурки. Люди? Кто? Зачем его ведут к ним, почему пешим? Почему стражники не взяли коней.
— Молитва! — указал низенький стражник на холм и убрал меч в ножны.
* * *
Люди на холме были самыми странными людьми, которых только видел монах, а ведь он сталкивался и с язычниками, и с таинственным бесполым колдуном, захватившим далёкую крепость в горах, пировал с оборотнями и, казалось бы, навидался всякого. Один был одет обыкновенно — для здешних мест — в запахивающийся длинный кафтан, из-под которого торчали остроносые сапоги, да войлочная шапка на голове. Двое других были обвешены перьями, их одежда была обшита кусочками меха, бахромой и почему-то разноцветными пуговицами. В Тафелоне их сочли бы юродивыми, но здесь они держались со спокойным достоинством. У того, кто постарше, в руках был огромный бубен — не круглый, а с множеством углов.
Стражники показали Юлди, чтобы он один поднялся на холм. Монах повиновался. Когда он добрался до вершины, тот степняк, который был одет проще всех, ткнул себя пальцем в грудь.
— Переводить! — сказал он на языке Дарилики. — Говорить твой язык. Ыжан.
Он указал на своих товарищей.
— Гурлан, — это, кажется, было имя старшего. — Вайдей.
Монах поклонился, указал на себя и произнёс:
— Юлди.
Вайдей заговорил, Ыжан повернулся к монаху.
— Ты служить небо? Ты молитва?
— Я монах, — ответил Юлди, но, кажется, Ыжан его не понял. — Я молюсь Заступнику.
— Защитник — твой бог? — уточнил переводчик после переговоров с товарищами.
— Да, — согласился Юлди. — Заступник. Да.
— Ночь. Темно. Плохо. Ты служить?
— Да, — отозвался Юлди, плохо понимая, что Ыжан имеет в виду. Молился ли он в темноте? Во время опасности? Степняки скривились.
Гурлан неожиданно присел на корточки, завыл, повернулся вокруг себя и выпрямился. Эту пантомиму Юлди понял и покачал головой.
— Нет, я не оборотень, — сказал он.
Вайдей вдруг оскалился, скривил пальцы, будто бы звериные когти и зашипел. Гурлан ударил в бубен и Вайдей отшатнулся.
— Уметь так? — спросил Ыжан.
— Да, я знаю молитву, отгоняющую вампиров, — подтвердил Юлди, отчаянно надеясь, что понял правильно.
— День-ночь-день-ночь и ещё день и ночь, — сказал Ыжан. — Утро. Приходить сюда. Гурлан, Вайдей танцевать. Юлди танцевать. Сражаться.
Гурлан ударил в бубен.
— Ты ночь, — сказал Ыжан. — Звери-люди. Убить. Ты день. Защитник. Нет ночные воры. Жить.
Он кивнул на стражников, которые ждали у подножья холма.
— Ты бежать — ты ночь. Убить. Долго. Ты проиграть — ты ночь. Убить. Ты день — ты говорить. Молитва. Люди. Твой Защитник помогай нам. Идти. Ждать. Три день. Утро. Идти.
Он подтолкнул Юлди к склону и монах принялся спускаться с холма. Разговор ему не понравился. За кого они приняли Юлди? За служителя тёмных сил? Как он может доказать им, что это не так? Что же они, как Князь-Жрец вызвали Юлди на поединок? Монаху стало не по себе. Разве он имел право защищать имя Заступника перед всеми, когда так недавно поддался гордыне, приняв помощь оборотня за чудо?
* * *
— …тогда мы хватились: где Джурон? Пропал Джурон! — рассказывала Орлэ-хатун. — Пора ехать, а его нигде нет! Дэпей кричит, казнит, мол, всех нянек, и вся недолга. Если они не украли ребёнка, так точно в сговоре! А потом Олинэ услышала — шуршит кто-то в тюках с войлоком. Смотрим — Джурон! Залез и заснул! Спокойный он у нас, Джурон. Его никаким шумом не разбудишь!
Фатей сочувственно кивал, прислушиваясь к звукам снаружи. Приехал кто? Как будто… Олинэ! Олинэ вернулась! Послышались приветственные возгласы, решительные шаги…
— Выйди, — приказала Олинэ, заглянув в шатёр. — Хочу с матерью поговорить.
