– Да. Всё получилось, – подтвердил Иван.
– Я рад. Очень рад за тебя, сына. За тебя и за Макса. Всегда знал, что ты своим упрямством рано или поздно проломишь эту стену.
– Спасибо, Игнатьевич. Ты по делу или так?
– По делу, конечно. Куда же без него, родимого… Правда, уж и не знаю, возьмёшься ты теперь или нет.
– Возьмусь, – твёрдо ответил Иван.
– Вот оно как… А как же без колдуна? Ты ведь с Кукловодом разругался. Как теперь искать людей станешь?
– Ничего. У меня теперь есть другой колдун. Намного сильнее, чем Кукловод.
– Ну да… Ну да… – задумчиво пробормотал Архип Игнатьевич. – Думаешь, он справится? Ведь молодой же ещё совсем?
– Справится. А то, что молодой… Это пройдёт со временем.
– Ну, хозяин – барин. В общем, тут у одной женщины, Ириной звать, брат из комы никак выйти не может. Она меня пригласила, я его глянул, и так понимаю, что там по твоей части. Он где-то на Изнанке заплутал.
– Ясно. Скинь мне её номер. Я перезвоню завтра или послезавтра.
– Скину, конечно. Только тут такое дело… – старик замялся.
– Ну? – поторопил его Иван.
– В общем, был я у них дома, видал, как они живут. Я так понимаю, нет у них денег, чтобы оплатить тебе работу. Они, конечно же, оплатят, обязательно – тут ты не сомневайся. Но не сразу. В рассрочку, наверное.
– Не важно. Деньги теперь не проблема, – едва не сплюнул Поводырь.
– Что-то я тебя не пойму, станешь работать бесплатно? – Архип Игнатьевич был явно удивлён.
– Просто скинь мне её номер, и мы обо всём договоримся.
– Как скажешь, сына. Как скажешь…
– В общем, жду от тебя CMC, Игнатьевич.
– Сейчас скину.
– Тогда всё.
– Вроде да. Будь здоров, Поводырь.
– И ты не кашляй.
* * *
«Иногда достаточно иметь ключи от дома, куда ты хочешь вернуться. Тоже неплохой амулет».
Андрей открыл дверь своим ключом и переступил порог. Добраться сюда – от ВДНХ до Кунцево – было несложно. Когда Милавин покинул квартиру Поводыря, волчьей стаи во дворе уже не было, только два Морошкиных питомца поджидали его, разлёгшись на детской площадке. Андрей направился к выходу со двора, и волки двинулись следом за ним. Похоже, они передавали ему последний привет от Невесты. Под их охраной Милавин за сутки пересёк всю Москву, чтобы добраться до собственной квартиры. Он, конечно, мог пойти куда угодно, например, в посёлок у Новоспасского монастыря, Доктор и Геннадий, наверняка, были бы рады его принять… Вот только сам он сейчас не хотел их видеть. Хотелось добраться до дома, снять с себя ботинки и одежду, забраться под одеяло и спать. Спать десять, пятнадцать или все двадцать часов. А лучше вообще никогда не просыпаться…
Но была и ещё одна вещь, которая заставила его стремиться именно сюда. Он хорошо помнил слова брошенные Морошкой:
– Это Изнанка. Здесь каждый рано или поздно получает то, что заслуживает.
– И он? – спросил тогда Иван.
– И он тоже. Только сам ещё этого не понял…
Где-то в глубине обгорелой изувеченной и бесконечно уставшей души Андрей надеялся, что заслужил. И может быть, всё-таки получит. Тогда единственное место, где стоило искать, это его собственная квартира…
Милавин остановился в прихожей и прислушался. Ни звука. В квартире было тихо и пусто, сомневаться в этом не приходилось. Никто его не ждал, и последняя глупая надежда умерла совершенно безболезненно, просто отвалилась от сердца, как высохший лист с ветки.
Андрей захлопнул дверь, бросил связку ключей на тумбочку, прошёл немного вперёд и тяжело опустился на мягкий табурет. В большом зеркале, что было встроено в дверцу стенного шкафа, отразился совсем не тот мужчина, что уходил отсюда неделю назад. Теперь бы уже никто не дал ему на вид двадцать пять лет, даже тридцать пять звучали бы насмешкой. И дело тут было не в седине, что белым инеем подёрнула угольно чёрные волосы, не в шраме, что ломаной молнией тянулся над левой бровью и даже не в глубоких горьких складках навечно поселившихся вокруг рта. Всё было в его глазах…
Он когда-то слышал, что одному человеку, чтобы прожить жизнь, не хватает и ста лет, а другой проживает всё, что есть, за три или четыре дня, но стареют они за это время одинаково. И сейчас, глядя в отражение собственных усталых, лишённых всякой надежды глаз, Андрей понял, что прожил всю свою жизнь за прошедшую неделю. Всё, что будет дальше, это только ожидание смерти…
Как он прожил эту жизнь? Трудно сказать. Много всего наворотил, спас чужих детей и не уберёг своего, помог другим людям и погубил собственную жену… Сумел ли он остаться человеком? Это важно… Хотя кому какая разница?! Всё бессмысленно…
Милавин подался вперёд, подтянул к себе домашние тапочки и начал расшнуровывать трекинговые ботинки. Снять с себя одежду, умыться, забраться под одеяло и спать, спать, спать…
И вдруг:
Много дорожек
Прошел этот ежик.
А что подарил он дружку?
Об этом он Сане
Насвистывал в ванне
Дырочкой в правом боку.
Ды-ырочкой в пра-авом боку…
На чужих негнущихся ногах Андрей, как во сне, прошёл по коридору, свернул направо и остановился на пороге кухни.
Ольга в своём тёмно-синем спортивном костюме с белыми полосками по бокам сидела в углу на кожаном диванчике. Её чуть волнистые каштановые волосы были собраны в узел на затылке, открывая взгляду тонкую, по-лебединому стройную шею. Рядом с ней сидела Сашка, на ней была голубая футболка с ярким рисунком на груди и большой явно не по размеру джинсовый комбинезон. Девочка увлечённо рисовала что-то в альбоме, рассыпав по кухонному столу горсть цветных карандашей.
Ноги подогнулись, Андрей уже не мог стоять и прислонился плечом к дверному косяку.
– Здравствуйте, родные, – голос прозвучал хрипло, скрипуче. – Я вернулся…
Сашка оторвалась от рисунка и подняла на него свои голубые глаза. Удивлённую детскую мордашку озарило радостная улыбка.
– Папа!!! – она сорвалась с места и вместе с альбомом бросилась к нему, от резкого движения карандаши посыпались на пол.
– Папа! Я знала, что ты придёшь! Я знала и ждала! Какой ты молодец, пап!
Он присел к ней навстречу, обнял и поднял на руки, снова выпрямившись во весь рост. От слабости не осталось и следа, Андрей чувствовал себя всемогущим, всесильным, живым. Сашка была настоящей, никаких призраков. Он ощущал ей вес каждым своим мускулом, слышал её звенящий от радости голос, вдыхал свежий запах детского шампуня, а когда поцеловал, то насладился теплом её щеки.
– Смотри, смотри! Я нарисовала нас всех, – девочка сунула ему под нос альбом. – Вот это ты, вот мама, а вот я. Мы все вместе. И нет никакой темноты. Правда, здорово, пап?
