одним целым?!..
К сожалению, вспомнил я не только самого себя, но и Лину тоже. Её внезапный переезд в Москву, воспринятый мной очень остро – как настоящее предательство. Я так и не успел ей признаться. Чувства кипели и бурлили внутри, но говорить я не решался. Слишком сложно, слишком откровенно. А потом всё – бах – и взорвалось. На месте моего сердца образовалась чёрная дыра, Лина перестала для меня существовать. Осталась только разъедающая, прожигающая грудь насквозь ревность и желание отплатить Вернеру той же монетой. Отомстить любой ценой. Лишить его прошлого так же, как он лишил меня будущего.
Какой коварный план. Какая разгромная шахматная партия должна была бы получиться! Но мог ли… Мог ли я вообразить тогда, что Стелла из инструмента для мести, из одной простой пешки превратится в настолько важную для меня фигуру, что я не захочу ей пожертвовать?.. Мог ли подумать, что есть что‑то слаще, чем расквитаться с обидчиком из прошлого?
Я, конечно, что уж таить, отличный стратег, однако тут я просчитался. Нужно было смоделировать больше вариантов развития событий и заранее решить, что я буду делать, если и правда в неё влюблюсь. Но кто бы мог подумать! Не знавший женщин, травмированный и замкнутый аутист – я оказался в теле другого человека и, простившись с прошлым, всё‑таки познал любовь. Что‑то в этом есть такое трепетное. Только отказавшись от своей памяти, погрузившись в глубокую кому, променяв бьющееся сердце на холодный, молчаливый кристалл, я, вопреки всей возможной логике, смог полюбить. Впрочем, любовь ведь всегда так и случается – вопреки логике и здравому смыслу. Там, где живёт сухая логика, нет места любви.
А теперь… поздно оправдываться и сожалеть. Что сделано – то сделано.
«Эй, послушай, дружище… – сказал я себе, пытаясь сохранить самообладание. – Не торопись с выводами. Давай всё‑таки посмотрим, что можно сейчас сделать, чтобы спасти эту игру. Или, хотя бы, закончить её с минимальными потерями».
Как же сложно порой бывает говорить начистоту! Как сложно решиться. Некоторое время я кругами ходил вокруг камеры Стеллы – прежде, чем заставил себя войти. В помещении было темно и тихо, только булькала, подсвечиваясь двумя светодиодами, капельница. Вернер лежала на постели, сжавшись и отвернувшись лицом к стене. Я уже было обрадовался, что она спит, и тогда я, разумеется, убегу, пообещав себе зайти позже. Но тут она, не двигаясь, спросила слабо:
– Кто здесь?
Пришлось ответить. Не стоять же и дальше молча, как приведение.
– Это Каспер. Я пришел рассказать тебе свою историю. Помнится, когда‑то ты хотела убить меня. Если не передумаешь, я к твоим услугам. Но сначала выслушай…
Она повернулась и посмотрела на меня затравленно, мутным от капельниц взором. Узнала, встрепенулась. Взволнованно вскочила с кровати, но так и застыла, не в силах больше пошевелиться. У меня всё сжалось внутри, когда я увидел её в таком состоянии. Слабую, растерянную, шатающуюся, с кругами под глазами… Хотелось подбежать и обнять её, прижав к груди крепко‑крепко, но я остановил себя. Нет, нельзя. Я здесь за тем, чтобы только поговорить – и больше ничего.
Если любовь – это всего лишь химия, то разлюблю ли я её, вернувшись в своё тело? Смогу ли забыть её руки и губы или вновь и вновь буду с щемящей тоской в человеческом сердце оглядываться на бессмертное прошлое, которое мы провели вместе? Любит ли она меня всё ещё? Простит ли когда‑нибудь? А если простит, сможем ли мы быть вместе или я буду обречён доживать свой век без неё?
В её глазах, блестящих застывшими слезами, плескалось такое же смятение. Но мы оба не решились задать ни одного из полыхающих внутри вопросов.
Просто стояли напротив друг друга – на расстоянии пары шагов, но одновременно так далеко‑далеко – будто по разным сторонам глубокой, бесконечной пропасти.
Глава 47. Каспер
Середина октября. На асфальте лежат жухлые опавшие листья, пахнет осенью. В тот день у меня с самого утра было какое‑то нехорошее предчувствие, я даже пытался поговорить на эту тему с Линой, но так ничего и не смог ей объяснить. И уж тем более, не смог, в очередной раз, ей признаться.
Ночная дорога, я несусь на мотоцикле по Витебскому шоссе в пригороде Смоленска. На спидометре моей «ямахи» космическое число – почти сто шестьдесят километров в час. Шлема на мне нет. Очков тоже, а перчатка только одна, да и то байкерская, с отрезанными пальцами. Надевать вторую было некогда.
Ветер свистит в ушах. Фары встречных машин размываются и ослепляют. Руки, крепко сжимающие руль, ледяные.
Я его догоню. Чего бы мне это ни стоило!..
Ох, если бы я только знал наперёд, чего именно мне это будет стоить!
Часом раньше я, закончив суточное дежурство, ехал из штаба домой. По дороге у меня кончился бензин, и пришлось заехать на знакомую заправку. Там‑то я и встретил этого товарища.
На парковке у магазинчика стоял мотоцикл с порванной цепью. Парень в чёрной косухе и кожаных штанах сидел рядом и бестолково ковырялся у колеса. Увидев меня, прервался и махнул рукой, подозвав.
– Нужна помощь? – сняв шлем, спросил его я из вежливости.
– Замка цепи нету случайно? – не здороваясь, ответил он вопросом на вопрос.
Замок у меня был, валялся в аптечке на всякий случай, но невежливость этого парня как‑то оттолкнула, и помогать ему я тут же передумал:
– Нет, увы.
– А инструмент штатный есть?
– Кто
