— Бедный мальчик, не бойся. Ты будешь вознагражден за свою храбрость нынче ночью. Если не в этом мире, то в Вечности.
— В-в-в Вечности?
У Крама уже давно дрожали коленки. А теперь они едва не подкосились.
— Голлух.
— Казармы?
— Город.
— Вот не знал, что это город.
— Город, город. Ну... был город. Когда я мальцом был. Теперь уж там все не так. Как тогда было, в смысле. Но все равно — дом родной, как-никак. Был дом родной, в смысле.
— Тебе еще карту?
— Ха! Мы там маленько побыли. Сначала перлись из Тарна. Потом в Голлух обратно вернулись. То бишь как бы домой, да? Ну, вот я и думаю, на хрена меня отсюда забирали, а? Ерунда, правда?
— Все ерунда.
— Потом обратно погнали. Сюда.
— Много ты понимаешь, как я погляжу. Ну, дать тебе еще?
— Это смотря чего.
— Шутишь или как?
— Ха.
Собеседники умолкли. Разговор происходил в караульной комнатушке за городскими воротами Рэкса. Двое синемундирников резались в карты перед сменой караула. Скоро им нужно было выходить на пост. На обшарпанном столе валялись карты, монеты, стояли щербатые кружки. В комнатке было сине от табачного дыма, в окошко светила полная луна.
— А ежели честно, насчет Тарна я не жалею. В смысле, что там побывал.
— Да ну?
— Честно. Я ведь там с девушкой своей познакомился.
— Да ты что, Вигглер? У тебя девушка имеется?
— Еще карту?
— Беру. Надо же! Король мечей!
— Ну а ты, Роттси?
— Чего я?
— Тебе-то куда, охота было бы попасть? Где 6 ты был, если бы сюда не угодил?
— В Агондоне.
— В этой дырище? На хрена тебе туда? Рядовой Роттс осклабился.
— Слыхал там про местечко одно. Куда офицеры ходят.
— Что за местечко?
— Королева мечей пришла!
— Везет...
— Называется «У Чоки». Там дамочки — пальчики оближешь. Понимаешь, на что намекаю?
— Грязный развратник!
— А ты-то кто, Вигглер? Ты-то кто со своей девицей?
Капрал вспылил.
— Не смей плохо говорить про мою Нирри! Она девушка порядочная, запомни!
— Ладно, ладно, Вигглер, только не кипятись!
Хлопнула дверь. На пороге возник сержант Банч.
— Ольх, Роттс. На пост — шагом марш!
— Ох, — горько вздохнул Вигглер, вскинув на плечо мушкет. — Жалко, нету сейчас со мной моей Нирри!
* * *
— Пойдемте. Пора.
Атаман нервничал. Сгустилась ночная тьма. Лошади были готовы. Человек в маске должен был сопровождать маленький отряд на первом отрезке пути — до опушки леса, потом должен был указать им дорогу.
Джем обнял Бэндо, потом — Хэла.
— Вы были для меня героями из истории, которую мне рассказывал Тор.
Бэндо улыбнулся.
— Как и ты для нас, Джем, как и ты для нас. — На руках у Бэндо пошевелился спящий малыш. Отец бережно покачал его, убрал со лба курчавую прядку волос. — Как страстно Тор любил тебя! — покачал головой зензанец. — Он все время говорил про тебя, Джем.
— А правда, как странно, вот так встретиться, чтобы оказалось, что мы — настоящие? Дорогие друзья, я вас никогда не забуду! Когда-то вы шествовали по полям моего воображения подобно сказочным великанам. И тогда вы были для меня героями, героями останетесь и теперь.
— О Джем, мы всего лишь действующие лица пролога. А ты — герой всего, что нам теперь предстоит.
Джем пожал руку Хэла.
— Хэл, это не так. Тем, кем я стал, меня сделали магия и пророчество. Герои — это ты, Бэндо, Боб Багряный. И Орвик. Но не я.
Он обернулся к Ланде.
— О будущая королева! Очень может быть, что твой возлюбленный проявляет ненужную поспешность. Быть может, он ошибается, а быть может, и прав в том, что назначил сражение на завтра. Я знаю, что он борется за правое дело. Иначе как бы он мог заслужить твою любовь? — Смущенно и почтительно Джем поцеловал руку девушки. — Далеко отсюда, очень давно, жила та, которую я любил так же, как ты любишь Орвика. Теперь я понимаю, что любил ее не так верно, как надо было бы, и от этого сердце мое наполняется тоской. Но ты, будущая королева, показала мне верный путь любви. И за это я навсегда сберегу тебя в моем сердце.
Ксал растроганно слушала Джема. Она порывисто подошла к нему, обняла его, долго не выпускала из объятий. Отстранившись, она едва-едва, очень легко прикоснулась к тому месту на груди Джема, где он хранил кристалл Короса. В это же мгновение вспыхнул драгоценный камень на ее тюрбане.
— Корос пребудет с тобой, о благословенный. И скоро — о, я молюсь о том, чтобы это случилось поскорее! — скоро с тобой пребудет и его сестра, нежная, как весенняя листва.
— Великая Мать, — спросил Джем, — а что с Полти? Было время, когда я думал, что он мертв. Но... ему же не выстоять против Вичи, правда?
— Не спрашивай о судьбе рыжеволосого. У тебя — своя судьба, у него — своя. То, что все мы видели, — это часть его судьбы. Придет время, и ты узнаешь, последняя ли то была часть.
Слова Великой Матери прозвучали загадочно. Джем был готов попросить ее истолковать их, но она уже отошла к Раджалу.
— Ты храбрый мальчик, Раджал. Но почему я зову тебя мальчиком? За последние луны ты стал мужчиной.
Раджал бросился к Ксал, обвил руками ее шею.
— О Великая Мать! Боюсь, ты ошибаешься! Если я — мужчина, то почему слезы так легко набегают на мои глаза?
— Пусть слезы льются дождем. Все равно ты — мужчина, внук мой.
Раджал посмотрел на Дзади и понял, что Великая Мать права. И Ксал тоже утерла слезы.
— Как бы гордился тобой мой бедный сын — твой отец, Раджал! Я буду мечтать о дне, когда мы все свидимся снова, мой Раджал. Ты, я. Дзади, Джем.
— И Мила?
— О да. И Мила.
Как бы Раджалу хотелось, чтобы такой день настал! Но, увы, он понимал, что это станет возможно только в Вечности. Раджал не был наделен магическим даром, он не был ясновидцем, но в ту ночь, глядя на Великую Мать, он понял, что видит ее в последний раз. Она скоро умрет. Раджал думал о том, как это жестоко — умереть вдали от дома. Смешно... Где был дом Ксал? Всю жизнь она скиталась с места на место, она всюду была гонима, как и ее сородичи. А теперь, когда подошла к концу ее долгая жизнь, даже ее родни не было рядом с ней. Тоска разрывала сердце Раджала, готова была хлынуть наружу, как кровь из раны. Только чудовищным усилием воли, превозмогая боль, он сдержался. Джем оглядывался по сторонам.
