скудоумное сознание из комнаты буквально пинками. На пороге они едва не опрокинули Витору, которая с натугой тащила очередной котел с кипятком, а также уборщицу с ведром и тряпкой, чтобы протирать залитый водой и кровью пол.
- Молодец, - похвалила Елена, спуская с лестницы орущую благим матом девку не слишком, но все же благородного происхождения. – Надо еще.
- Несут, - так же лаконично ответила сельская девочка.
Похоже, в баронском доме, накрепко затвердили, что в любой непонятной ситуации следует кипятить больше воды и поддерживать чистоту.
- Больше свечей, - приказала Елена. – Лепите везде. Нужен свет как днем.
- Будет, - с той же военной исполнительность отрапортовала девочка.
Елена машинально перекрестилась и пошла обратно.
Час шел за часом, вечер перекинулся ночью, ночь постепенно стала глубокой и непроглядной.
- Нет, - покачала головой повитуха. Волосы она убрала под платок, завязанный на манер тюрбана, глаза тетки лихорадочно блестели. – Один точно поперек лежит. Или лежат.
- И что?
- Потуги хорошие. Но своими силами не разродится, - повитуха бросила косой и жалеющий взгляд на Дессоль, которая опять провалилась в беспамятство. - Бедра больно узкие. Одного вытолкнула бы с Божьей помощью. Двух – нет.
- Что делать? – спросила Елена.
- Поворот плода. Надо взять дитенка за ножку и повернуть так, чтобы лег вдоль. А затем тащить.
- То есть руку… прямо в утробу? – не поняла лекарка.
- Ну да.
- Ты так делала?
Их прервало невнятное бульканье. Дессоль снова корчилась в приступе рвоты, Витора без команды помогала баронессе не задохнуться. Комната, невзирая на открытые окна, провоняла кровью, страхом и болью. А еще спиртом, в котором полоскали руки самозваные акушеры.
- Да, - повитуха устало вытерла мокрый лоб запястьем. – Но с одним.
- Опасно?
Тетка после недолгой паузы кивнула. Сказала:
- Поломать можно. А если уж двое…
- Делай. Руки с мылом!
Господи, помилуй нас, попросила Елена. Параклет, выручай! На тебя вся надежда теперь.
Улица за толстыми стенами замерла. Ночью в столице продолжалась насыщенная жизнь, однако даже подвыпившие гуляки, даже бандиты, которым по колено море-океан, будто избегали темной громады баронского дома. Роды – дело опасное, появление на свет нового человека привлекает силы зла, готовые предъявить права на маленькую жизнь. Ночные роды, да еще кровавые, тяжкие – опасны вдвойне. Не следует без особой нужды ходить мимо, всякое может случиться…
- Нет, - буркнула повитуха, обтирая чистой тряпицей руку, залитую по локоть кровавой слизью. – Переломаю кости. Одну вроде уже сломала.
Охуеть, искренне подумала Елена. Ну, просто охуеть. Отличный способ прийти в мир – через переломы еще до собственно рождения.
- Одного умертвить, - приговорила повитуха. – Вытащить по частям. У второго будет шанс.
- Боже, - опять выдохнула баронесса, которая незаметно пришла в себя и, кажется, расслышала последние слова суровой тетки.
- Бо-о-оже…
Елена пустилась на колени рядом с кроватью, взяла в руки бледное и опухшее лицо Дессоль. Роженица уже не могла ни плакать, ни кричать, она сорвала голос до того, что слова едва пробивались через натужный хрип сорванной глотки. Глаза блестели грязноватыми красными озерцами.
- Пожалуйста, - прошептала Дессоль. – Пожалуйста…
Она крепко ухватилась за руки Елены, стиснула так, будто подруга стала якорем, который мог удержать на этом свете мать и не рожденных детей.
- Пожалуйста… Я хочу жить… ты можешь, я знаю. Ты можешь все. Бог тебя любит. Он тебя видит. Спаси меня…
Он всхлипнула и добавила:
- Спаси… нас.
Очередная конвульсия выгнула несчастную, она опять завыла, теряя разум от страданий. На губах выступила розовая пена.
- Крови все больше, - тихонько указала Витора.
А ведь девчонке пришлось вынести, пожалуй, никак не меньше, подумала Елена. Может и побольше. В куда более скверных условиях, без танцующей вокруг команды, без несчетных ведер чистой воды, обтираний и дружеского участия.
Повитуха глянула и решительно заявила с уверенностью профессионала:
- Надо что-то делать. Еще немного и утроба станет рваться по-настоящему. Тогда уже все.
Бог меня любит, повторила про себя Елена. Бог любит меня? Пока меня любила и ценила в основном Смерть.
Что ж… сейчас проверим, кому я больше угодна этой ночью.
- «Молока» - приказала она Виторе. – И «мертвой воды» в новую плошку. А ты обтирай руки! До локтей, каждый палец. Как в первый раз.
- А-а-а, - проблеяла повитуха, кажется, теперь по-настоящему испуганная. – Ой.
- Ага, - осклабилась Елена в приступе ненормального веселья, в котором было куда больше от истерики, нежели от забавы. – Будем резать.
- Сдохнет, - посулила тетка.
- Бог не позволит, - сказала, как отрезала Елена. – Сегодня он с нами. Зашьем потом вот этим, из кишок ягненка.
Как ни странно, это подействовало. То ли уверенность рыжей передалась повитухе, то ли сработало понимание, что пришло время крайних средств. А может и в самом деле тетка поверила, что Параклет-Утешитель смотрит с небес на отмеченного Его благосклонностью поединщика… В любом случае она молча и деловито начала готовиться к операции.
- Пей, - мягко попросила Елена баронессу, поднося к искусанным губам роженицы чашку с обезболивающим. – Выпей, и все закончится. Ты проснешься, и все будет позади. Все будет хорошо.
- Правда? – прошептала Дессоль. Бледная, с расширенными глазами, она сейчас походила на диснеевского Бэмби, только избитого, обескровленного и замученного. У баронессы не осталось сил даже на страх, ею целиком и полностью овладела безумная, слепая, неистовая надежда на подругу. На рыжеволосую женщину, которая может все. И Елене захотелось самой разрыдаться, но такую роскошь она себе позволить не могла.
- Обещаешь?
- Конечно. Богом клянусь.
Дессоль хлебала, напрягая сорванную глотку, глухо всхлипывая и обливаясь декоктом, как беззубая старуха. Повитуха готовила свою страшную бритву под зорким присмотром Виторы, которая уже заучила наизусть основные правила дезинфекции. Дрожь, беспрерывно сотрясавшая тело баронессы, затихала, члены расслаблялись. Роженица что-то глухо и бессвязно забормотала, на глазах проваливаясь в недолгий, но глубокий сон.
- Кровищи будет до хера, - все с той же деловитостью профессионала пообещала анорексичка. Ее руки чуть дрогнули, битва с готовностью отразила красноватый свет.
- Потребуется много полотенец, - согласилась Елена.
- Господи, помилуй, - глухо пробормотала тетка, потянулась было привычно лизнуть клинок и вздрогнула, перехватив свирепый взгляд рыжеволосой.
- Параклет, - попросила изможденная повитуха, глянув на потолок, и ее голос дрогнул, сломался.
Елена вздохнула
