Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
Иван Васильевич мог только догадываться, какой занозы следует ожидать на этот раз.
Неделю назад в Москву прибыл скороход от Одоевского и, упав в ноги государю, сообщил, что Нестер Антипович прибудет накануне Святой Четыредесятницы. Усмехнулся царь Иван и отослал детину в Стольную палату испить заслуженный ковш белого вина.
Святая Четыредесятница была на Руси днем Всепрощения, не полагалось ругать даже за нерадивость. В этот день нужно было прощать и каяться. Грехи отпускались торжественно, за вечерней трапезой. И государю Ивану Васильевичу оставалось только ломать голову, чего же такого совершил Нестер, ежели надумал явиться в день покаяния.
Князь Одоевский появился только на следующий день после Всепрощения, когда со слезой были приняты раскаяния, а недругам были отправлены калачи и когда, устав звонить, смолкли колокола.
Самодержец подумал о том, что не будет ничего худого в том, если он надумает за дурную весть растянуть Нестера Антиповича на дыбе. Это будет достойный расчет за все те неприятности, что он не единожды испытал на собственной шее от его дурного посольства.
Иван Васильевич встретил слугу без должной торжественности, но в Грановитой палате. На государе простенький цветастый халат и зеленая скуфья, по обе стороны замерли рынды, готовые по знаку Ивана выполнить и обязанности палача. Царь едва заметным движением длани остановил холопа в пяти шагах от трона, не удостоив его чести поцеловать кончики своих пальцев.
Одоевский сделал над собой усилие, чтобы не показать смятение.
— Расскажи мне, холоп, как съездил в Англию. Какие новости привез с собой? Когда мне с королевой аглицкой за свадебный стол садиться? И так ли уж она хороша телом, как об этом заморские купцы толкуют?
Нестер Одоевский не случайно считался едва ли не самым хитрым боярином во всей Думе. Если бы не его природная изворотливость, то он давно бы уже сгинул на плахе вместе с остальными черниговскими князьями или тосковал бы по Москве где-нибудь в далеких лесах Ливонии, а так сумел дослужиться до больших чинов и только однажды был бит государем. Будь он менее хитер, то не сумел бы возвыситься до русского посла в Англии и не догадался бы призвать в помощь Святую Четыредесятницу. Однако князь знал и о том, что даже день Великого Всепрощения не сможет уберечь его от погибели в случае скверного настроения государя, а хуже того, если новость из-за моря будет безрадостной. А потому самое дурное Одоевский решил припасти на конец разговора и поначалу умилостивить самодержца отрадными известиями.
Черниговский князь пять минут не решался разогнуться, а когда наконец посмел, то глянул на Ивана Васильевича лучистым взором.
— Английская королева баба сносная, — начал со значением Нестер, как будто ему доводилось отведать Елизавету Первую, — телесами крута, грудями широка, а как на кровать ляжет, так всю перину займет, — уважительно протянул посол.
Одоевский не без удовольствия вспомнил, что сумел превесело провести две недели на берегу Темзы в огромном замке принцессы Гастингс, где племянница английской королевы сумела показать такое искусство обольщения и страсти, что боярин, искушенный в сластолюбии, с трудом держался на ногах. Едва ли не вся лондонская знать съехалась в замок, чтобы взглянуть на московского гостя. Графини и баронессы воспринимали русского «рыцаря» как экзотику и едва ли не занимали очередь, чтобы украсть у принцессы Гастингс ночь, проведя ее в обществе боярина Одоевского.
— Далее сказывай.
— Только ликом противна, государь, кожу как будто медведь изжевал.
— Это худо… Ну да ладно! С лица воду не пить, была бы женой верной.
— В Англии я с графинями был знаком многими… привечали они меня, — помялся малость посол, раздумывая о том, стоит ли государю рассказывать о своих небольших приключениях, и, глянув в суровое лико государя, понял, что тот не расположен сегодня к веселости, — они мне рассказывали, что Елизавета похотливая баба. Полюбовников меняет чуть не каждую неделю.
— Ишь ты! — сделал удивленное лицо Иван Васильевич. — Ну и это не страшно, сам я тоже не святой. Баб столько перебрал, что ежели их в один ряд поставить, так как раз до Лондона протянутся. А с такой искушенной бабой и вообще будет просто, будет нам чему поучиться друг у друга, — не желал Иван Васильевич отказываться от большого приданого.
Нестер обязан был привезти согласие английской королевы на брак с русским самодержцем, однако этого наказа исполнить не удалось, и вот сейчас он старался отговорить государя от брака с Елизаветой. Князь уже выложил главные свои аргументы, но Иван Васильевич как будто не слышал посла, а это было плохим признаком. Нестер Одоевский почувствовал, как в нос ему ударил запах пеньковой веревки и терпкого мыла.
— Я разговаривал с королевой Елизаветой два часа, — начал осторожно Одоевский, — она просила убедить тебя, Иван Васильевич, будто она очень стара для брака.
— И я не молод, — отмахнулся Иван, — не тот я теперь, чтобы вприпрыжку бегать за молодыми, а старая далеко не уйдет. Ха-ха-ха! Мне теперь по душе не чертовы игрища, а разумные речи и степенные гуляния. Предвижу, князь, что в паре с аглицкой королевой я буду выглядеть неплохо.
Князь Одоевский почувствовал на шее прикосновение грубых волокон.
— Королева Елизавета призналась, что она очень стара, чтобы выходить замуж за такого молодца, как Иван Васильевич, но она может предложить ему свою родственницу… принцессу Гастингс, — выложил князь свой главный аргумент, который позволит сохранить ему остатки царской благосклонности.
— Не желает, стало быть, — нахмурился самодержец. — Видать, придется разорить аглицких купцов большими пошлинами. А принцесса Гастингс хороша?
Нестер Одоевский припомнил ноги принцессы, когда она в минуты наслаждения едва ли не скребла ступнями потолок, и уверенно стал внушать государю:
— Она очень хороша собой, Иван Васильевич, в Лондоне принцесса считается самой красивой девушкой. Королева Елизавета сказала, если Иван Васильевич не возражает против этого брака, тогда пускай высылает в Англию свой портрет.
— Хм… Самая красивая, говоришь. Молодая… Это хорошо. Ежели бы знать, какова она на ложе, не спросишь же у аглицких купцов. — Нестер скромно потупил очи. — Подумать надо, а там, кто знает, может быть, и оженюсь на аглицкой принцессе. Ездишь ты много, князь, всюду бываешь. Вот что ты мне скажи, может, девок где красивых заприметил?
— Не только английские принцессы хороши, государь, я тут у боярина Нагого Афанасия останавливался в имении. Дочь у него есть дивной красы, я таковых нигде не видывал. А чего зря скрывать, не только наших зрел, но и заморскими девицами пользовался. Как ее увидал впервые, так едва не обмер, с минуту дух перевести не мог, думал, видение на меня нашло, — осторожно добивался князь государевой благосклонности. — Теперь я понимаю, почему Нагой в Москву не приезжает и дочь не показывает. Народ слепить дивной красотой не желает! На такую девицу едва взглянешь, так речи тут же лишишься.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
