выстирает, выгладит, ты даже ничего не заметишь. Эта кровь принесет тебе тысячу долларов, милочка.
И подняла кружку, жесткие увядающие цветы на ее шляпке закивали в мрачной здравице.
— Несчастные мы девочки, — сказала она. Опущенные шторы, испещренные множеством трещин, будто старая кожа, чуть раскачивались от ветерка, несущего в комнату на замирающих волнах шум субботнего движения, праздничный, негромкий, мимолетный. Темпл неподвижно лежала в постели, вытянув ноги и закрывшись до подбородка одеялом, лицо ее, маленькое и бледное, обрамляли густые разметавшиеся волосы. Мисс Реба, тяжело дыша, опустила кружку и хриплым, негромким голосом стала объяснять Темпл, как той повезло.
— Все девочки в округе вешались на Лупоглазого, милочка. Есть тут одна маленькая замужняя женщина, она частенько тайком приходит сюда, так даже совала Минни двадцать пять долларов, чтобы только привела его к ней в комнату. Но думаешь, он хоть смотрит на кого-нибудь? На девочек, что имели по сто долларов за ночь? Нет. Деньги у него текут как вода, но, думаешь, хоть взглянет на кого? Разве что иной раз потанцует. Я всегда знала, что Лупоглазый не свяжется с простой потаскушкой. Говорила им: та, что сойдется с Лупоглазым, будет ходить в бриллиантах, но, говорила я, вам, простым потаскушкам, это не удастся, а Минни сейчас все выстирает, выгладит; ты даже не узнаешь своих панталон.
— Я не смогу снова надеть их, — прошептала Темпл. — Не смогу.
— И не надо, раз не хочешь. Отдай Минни, хотя не знаю, что ей с ними делать, разве что…
Собачки за дверью заскулили громче. Послышались приближающиеся шаги. Дверь отворилась. Вошла горничная-негритянка, неся поднос с бутылкой пива и стаканом джина, собачки вертелись у нее под ногами.
— А завтра откроются магазины, и мы, как он велел нам, пойдем с тобой за покупками. Я всегда говорила, что его подружка будет ходить в бриллиантах; вот увидишь, если я не… — Она грузно повернулась и подняла кружку, когда собачки вспрыгнули на кровать, а потом к ней на колени, злобно фыркая друг на друга. Их похожие на бусинки глаза сверкали с неистовой свирепостью, приоткрытые пасти обнажали острые, как иглы, зубы.
— Реба, — сказала мисс Реба, сгоняя их, — пошла вниз! И ты, мистер Бинфорд. — Их зубки защелкали возле ее рук. — Вот только укуси меня, вот… Поняла, мисс… Как тебя зовут, милочка? Я что-то не расслышала.
— Темпл, — прошептала та.
— Я спрашиваю имя, а не фамилию, милочка. У нас тут попростому.
— Это имя. Темпл. Темпл Дрейк.
— У тебя мальчишеское имя, да? Минни, выстирала ты вещи мисс Темпл?
— Да, мэм, — ответила горничная. — Сейчас они сушатся за печкой.
Она подошла с подносом, робко отпихивая собачек, а те хватали ее зубами за ноги.
— Хорошо отстирала?
— Пришлось повозиться, — ответила Минни. — Эта кровь, похоже, труднее всего…
Темпл конвульсивным движением отвернулась и спрятала голову под одеяло. Ощутила руку мисс Ребы.
— Ну-ну. Будет. Вот, выпей-ка. За мое здоровье. Я не допущу, чтобы подружка Лупоглазого…
— Не хочу, — ответила Темпл.
— Ну-ну, — сказала мисс Реба. — Выпей, станет полегче.
Она приподняла голову Темпл. Та вцепилась в одеяло у самого горла. Мисс Реба поднесла стакан к ее губам, Темпл выпила и снова легла, плотно завернувшись в одеяло, над ним были видны лишь черные, широко открытые глаза.
— Держу пари, полотенце у тебя съехало, — сказала мисс Реба, кладя руку на одеяло.
— Нет, — прошептала Темпл. — Все в порядке. Оно на месте.
И сжалась, съежилась; видно было, как ее ноги согнулись под одеялом.
— Минни, ты звонила доктору Куину? — спросила мисс Реба.
— Да, мэм. — Минни наполняла из бутылки кружку, по мере наполнения там поднималась вялая пена. — Он говорит, что не ходит на вызовы по воскресеньям.
— А ты сказала, кто его вызывает? Сказала, что он нужен мисс Ребе?
— Да, мэм. Он говорит, что не…
— Иди, скажи этому су… Передай, что я… Нет, постой. — Мисс Реба тяжело поднялась, — Ответить такое мне, хотя я могу трижды посадить его в тюрьму.
Она заковыляла к двери, собачки суетились возле ее войлочных шлепанцев. Горничная последовала за ней и прикрыла дверь. Темпл было слышно, как мисс Реба бранит собачек, с ужасающей медлительностью спускаясь по лестнице. Потом все стихло.
Шторы, тихо шелестя, легко трепетали на окнах. Темпл услышала тиканье часов: Они стояли на каминной решетке, покрытой зеленой гофрированной бумагой. Часы были из раскрашенного фарфора, их поддерживали четыре фарфоровые нимфы. Там была всего одна стрелка, витая, позолоченная, находилась она между десятью и одиннадцатью, придавая остальной части циферблата недвусмысленное притязание, что он не имеет никакого отношения ко времени.
Темпл поднялась с кровати. Придерживая обернутое вокруг бедер полотенце, крадучись, направилась к двери, так напрягая слух, что глаза ее почти ничего не видели. Наступили сумерки; в тусклом зеркале — светлом прямоугольнике в темном конце комнаты — она мельком увидела свое отражение, похожее на тусклый призрак, бледную тень, движущуюся с запредельной таинственностью тени. Подошла к двери. Сразу же послышалось множество противоречивых звуков, сливающихся в одну угрозу, она принялась неистово шарить рукой по двери, нащупала засов и, выпустив полотенце, задвинула. Потом, отвернув лицо в сторону, подняла полотенце, побежала, бросилась в постель, натянула одеяло до подбородка и замерла, прислушиваясь к тайному шепоту своей крови.
В дверь долго стучали, но она не отвечала.
— Это доктор, милочка, — хрипло пропыхтела мисс Реба. — Иди открой. Будь умницей.
— Не могу, — ответила Темпл, голос ее звучал слабо, тихо. — Я в постели.
— Иди открой. Доктор хочет привести тебя в порядок, — она тяжело дышала. — Господи, хоть бы еще раз вздохнуть полной грудью. Я вот уже… Темпл услышала, как под дверью возятся собачки. — Милочка.
Темпл поднялась с кровати, придерживая полотенце. Бесшумно подошла к двери.
— Милочка, — сказала мисс Реба.
— Постойте там, — сказала Темпл. — Дайте мне вернуться в постель.
— Вот молодчина, — похвалила мисс Реба. — Я знала, что она будет умницей.
— Считайте до десяти, — сказала Темпл. — Ну что, будете считать? спросила она сквозь дверь. Беззвучно отвела засов, повернулась и побежала к кровати, торопливо шлепая босыми ногами.
Доктор был полноватым человеком с редкими вьющимися волосами. Его очки в роговой оправе нисколько не искажали глаз, словно в них не было линз и он косил их просто для вида. Темпл глядела на него, натянув одеяло до горла.
— Прогоните их, — прошептала она. — Пусть они уйдут.
— Ну-ну, — сказала мисс Реба. — Он приведет тебя в порядок.
Темпл вцепилась в одеяло.
— Если только маленькая леди позволит… — сказал доктор. На лбу его красовались залысины. В уголках рта залегли складки, губы были полными, красными, влажными. Карие, с металлическим блеском глаза за стеклами очков, напоминали