— Как это случилось? — спросила Элис. Со сна ее голос хрипел, и она прокашлялась.
— Мы оставили ее одну, — стала рассказывать Элиза (ага, отметила про себя Элис, она не столько огорчена, сколько чувствует себя виноватой). — Леди Кэтрин захотела побыть одна, мы вышли и закрыли дверь. Бог знает о чем я только думала. Мы же видели, что она пьяна. Но ей вдруг стало грустно, она заплакала и приказала нам покинуть спальню, ну, мы и послушались. Оставили ее одну.
— Она упала? — уточнила Элис.
— Если б упала, я бы услышала, — вмешалась Рут; лицо ее было почти такое же бледное, как и страшное лицо миледи. — Я постоянно прислушивалась, когда она нас позовет. И я не сплетничала про всякий там грех и распутство, как некоторые. Если б она упала, я бы обязательно услышала. Но я ничего не слышала. Ничего.
Она замолчала, отвернулась, приложила платок к глазам и всхлипнула.
— Леди Кэтрин была пьяна, — заметила миссис Эллингем. — Наверное, просто соскользнула в воду, ее накрыло с головой и она не смогла выбраться.
— Неужели ничего нельзя сделать? — взмолилась Элиза. — Вскрыть вену, пустить кровь… Хоть что-нибудь!
— Нет, все кончено, — медленно проговорила Элис. — У нее нет пульса. Она умерла.
Все дамы застыли в скорби и раскаянии.
— Закройте дверь. Выпроводите отсюда людей, — распорядилась Элис. — Пошлите кого-нибудь прикрыть тело… и вытащите ее из ванны. Придется сообщить старому лорду и Хьюго, а им не следует смотреть на нее в таком виде.
По толпе в галерее прошел шум, и все послушно затолпились у выхода.
— Старому лорду я доложу сама, — оцепенело добавила Элис.
Рут громко всхлипнула и с плачем побежала в свою комнату. Элиза поплелась следом, но остановилась, обернулась к Элис и сказала:
— Как странно. В ледяной воде не утонула, в реке, где было полно льдин и острых камней, а у себя дома в ванне взяла — и на тебе.
Элис покачала головой, глаза ее были полузакрыты.
— Это какой-то кошмар, — искренне ответила она. — Настоящий кошмар.
ГЛАВА 32
Холодное, пропитавшееся водой тело Кэтрин обрядили и поместили в часовенку, стоящую во внешнем дворе возле привратницкой; у головы и у ног покойной зажгли свечи. Вернувшийся с охоты отец Стефан, едва соскочив с лошади, переоблачился с черные архидьяконские одежды и приказал читать над ней молитвы во спасение души, хотя уже и без монахов или монахинь, которые совершали бы бдение над телом усопшей. Эти обряды остались в прошлом, теперь никто и не знал, как правильно оплакивать смерть хозяйки замка.
Отец Стефан отобрал четырех солдат и заставил их выучить необходимые молитвы. Надгробное бдение совершали они, относясь к этому как к караульной службе. И это было как-то нехорошо; все понимали, что нехорошо, когда нет ни монахов, ни монахинь, чтобы помолиться о душе этой много грешившей женщины. Из домочадцев одна Рут стояла возле кое-как сколоченного гроба. Положив руку на его край и склонив голову, она перебирала четки и бормотала молитвы, которые заучила еще в детстве, и ничто не могло сдвинуть ее с места.
Дамы пытались увести Рут в галерею, а когда в часовню заглянул отец Стефан, Элиза заслонила ее, надеясь, что священник ее не заметит. Услышав щелканье четок и латинские фразы, которые бормотала Рут, он вскинул брови, но, взглянув на ее бледное, отчаянное лицо, не стал прерывать молитвы.
— Что там происходит? — строго обратился он к Элис. — Эта женщина папистка? Я знал о ее набожности, но понятия не имел, что она читает латинские молитвы и пользуется четками. Она хоть давала присягу или, может, нет? Ей известно, что глава английской церкви — король?
— Она просто глубоко переживает, — пояснила Элис. — Она очень любила леди Кэтрин. Когда потрясение пройдет, она будет вести себя как должно.
— А остальные дамы? — спросил священник с нарастающим раздражением. — Неужели и они насквозь пропитаны римской ересью? Неужели и они не понимают, что такое истинная церковь?
— Нет-нет, — быстро отозвалась Элис. — Все мы теперь добрые христианки. А Рут просто не в себе от шока.
— Отберите у нее четки, — распорядился отец Стефан.
— Разве это грех? — смущенно промолвила Элис. — Мне казалось, четки не запрещены.
— Да, кое-кто считает, что от них нет вреда, — страстно произнес отец Стефан, — но лично я согласен с моим епископом: пользование четками все равно что идолопоклонство или служение языческому божеству. От них прямая дорога к совершению греха, если не сам грех. Заберите их у нее.
Элис не знала, как быть.
— Но четки принадлежат Рут, — возразила она. — Они просто помогают ей не сбиться со счета при чтении молитв.
— Все равно заберите, — настаивал отец Стефан. — Я не дозволяю ими пользоваться, даже чтобы оплакивать смерть леди Кэтрин. От них, повторюсь, прямая дорога в ад.
Когда священник покинул часовню, Элис подошла к Рут и положила руку ей на плечо.
— Отдай, — резко сказала она, кивком указывая на четки. — Иначе отец Стефан замучит всех нас допросами и уличит в ереси. Глупо выставлять четки напоказ. Отдай их мне или надежно спрячь.
Бледное лицо Рут исказилось от горя.
— Ведь это все, что я могу для нее сделать, — горячо проговорила она. — Кто еще помолится за нее, кроме меня? Она надоела мне своими противными историями, и я ушла, а она утонула. Она умерла во грехе, и нужно помолиться за ее душу. Я должна зажигать для нее свечи, петь мессы. Она умерла в глубоком грехе, и надо хотя бы попытаться спасти ее душу.
— Теперь никто не верит в прежние обряды, — заметила Элис. — По словам отца Стефана, все это неправда.
Нечто неизбывно трогательное было в лежащей на гробе руке Рут, крепко сжимающей четки. Элис вдруг вспомнила монастырь, мрак часовни, долгие ночи бдения над гробом одной умершей монахини, красивые каденции заупокойной мессы и упоительный запах ладана. Дрожащее пламя свеч, матушка Хильдебранда, ее улыбающееся, ясное лицо, в котором нет ни капли сомнения в вечной жизни.
Схватив четки, Элис потянула их к себе.
— Никто в это больше не верит, — твердо заявила она. — Хочешь молиться — молись про себя, иначе нам всем будет плохо.
Рут отдернула четки обратно и воскликнула:
— Я буду молиться о душе миледи, как положено! Я не предам ее! Я воздам ей должное!
Элис снова потянула, и шнурок больно впился ей в ладонь. Вдруг с резким щелчком шнурок лопнул, и бусины четок, подпрыгивая, рассыпались по каменному полу часовни во все стороны, под скамьи, за решетки, в щели между камнями. Дамы так и ахнули, а Рут издала громкий вопль, упала на четвереньки и с обезумевшим лицом стала собирать раскатившиеся шарики.
